Реакция на ее послание ЛГБТ людям показала, насколько мало мы понимаем о любви и раскаянии.
Джен Хетмейкер (Jen Hatmaker) — популярная писательница, известная также по реалити-шоу. Неделю назад она написала на Facebook:
…Какова бы ни была цена моей позиции, вот что я думаю: ЛГБТ-молодежь? Взрослые? Родители? Друзья и ближние ЛГБТ-людей?
Мои руки широко раскрыты. Так широко, что каждый из вас может в них запрыгнуть. Вы драгоценные, любимые, важные. Вы важны, и ваша жизнь достойна и красива. В вас нет ничего «неправильного» — ну, ничего более или менее правильного, чем с любым из нас. А это значит, что мы безнадежны, но Иисус все же любит нас вопреки всему и живет, чтобы обновить нас и сделать целыми. Ура Иисусу! Спасибо Господу, что он любит нас. Он не стыдится ни одного из нас. Я не совершила ничего позорного, и вы тоже. Мы не «дискредитируем» его.
Мое послание вам, ЛГБТ и те, кто их любят, очень простое: Вы любимы, особенны, желанны и нужны.
Конец.
Пост быстро набрал больше тридцати пяти тысяч лайков, но, что вполне предсказуемо, на него отрицательно отозвались как традиционалисты, так и наиболее прогрессивные участники споров об ЛГБТ. Так, комментирующие вспомнили о том, как в 2014 году Хетмейкер говорила о том, что брак может заключаться только между мужчиной и женщиной. Они попросили Хетмейкер прояснить свою позицию: по ее мнению, призваны ли ЛГБТ к целибату?
Традиционалисты, со своей стороны, писали такие комментарии: «Джен, вы говорите, что быть геем или лесбиянкой — не грех? Что это нормально согласно Писанию? Всех нас любит Христос, но наши грехи огорчают его, потому что наносят нам вред».
И эти комментарии показывают, насколько мы запутались, и как мало мы понимаем о любви.
Первое и последнее слово
Когда мне было тринадцать, я начала посещать воскресную школу для подростков в методистской церкви, в которой потом я встречу Иисуса и посвящу ему жизнь. Однажды вечером наша группа сидела в трейлере за зданием церкви и смотрела телевизионную визуализацию Притчи о блудном сыне. Качество было ужасным, кожа актеров была слишком бледная, чтобы соответствовать исторической реальности. Но сюжет захватил меня. Я была очень молода, но понимала, что сын был подлецом, что он разбил сердце своего отца, и что он заслуживал нужды и бедности, в которые он скатился.
В кульминации истории мы смотрели, как сын идет по дороге к дому своего отца. Рассказчик нараспев произнес: «Встал и пошел к отцу своему». И в мгновение, которые я никогда не забуду, я предсказала следующий поворот сюжета: отец отвергнет его. Может быть, побьет. И сын получит то, что заслуживает.
Вместо этого мы, впечатлительные подростки, смотрели, как отец бежит к сыну, обнимает и целует его, и просит принести лучшую одежду, и заколоть откормленного теленка. Рассказчик объяснил: «И когда он был еще далеко, увидел его отец его и сжалился; и, побежав, пал ему на шею и целовал его». Я была потрясена. Логика в сердце этой истории не была похожа ни на какую логику, которую я видела или могла предвидеть. И я подумала, что же это за Бог?
Конечно, то, что мы видим в притче о блудном сыне и в других историях из Писания, и во всей христианской истории — это то, что первое и последнее слово Бога, обращено к нам, таким плохим — это любовь. Любовь тогда, когда это последняя вещь, которую мы ищем. Любовь, когда мы отвергли его дары и отвернулись. Любовь, когда мы не любим в ответ, когда мы намерены делать по-своему, даже если в итоге это значит, что мы скатимся в бедность и нужду.
Причина, по которой мы говорим об этом храбро — не добавляя в конце «но» — не в хрупкой политической корректности, которая утверждает, что «настоящий» христианский Бог стоит на правильной стороне истории, и нужно только время, прежде чем христиане последуют за ним путями справедливости и толерантности (в том смысле, в каком мы определяем эти термины). Причина того, что мы делаем это — в том, что он сказал нам и миру с Креста и через Крест.
Внемировая природа этой любви не заканчивается словом «но». Вместо этого, она начинается со слова «но». Давайте вернемся к истории блудного сына:
Встал и пошел к отцу своему. И когда он был еще далеко, увидел его отец его и сжалился; и, побежав, пал ему на шею и целовал его.
До того, как у сына даже появилась возможность покаяться, попросить прощения и сказать, что он изменит свою жизнь или свое сексуальное поведение, его отец бежит к нему. «И когда» — то есть, «хотя», или «но» — сын был далеко, и все же отец обнял его.
Это то же «но», которое мы видим в Послании к римлянам, где Павел судьбоносно говорит о смысле Креста, который определяет всю человеческую логику:
Ибо Христос, когда еще мы были немощны, в определенное время умер за нечестивых. Ибо едва ли кто умрет за праведника; разве за благодетеля, может быть, кто и решится умереть. Но Бог Свою любовь к нам доказывает тем, что Христос умер за нас, когда мы были еще грешниками. (К Римлянам, 5:6-8)
Радикальная любовь Бога — то, что побуждает нас любить Его в ответ и раскаиваться — именно в такой последовательности. А мы, мы так часто путаем порядок любви и покаяния. Нас ведет человеческая логика, и мы хотим стать правильными, прежде чем Бог примет нас. Мы хотим делать что-то, чтобы заслужить Его любовь, и мы хотим, чтобы другие поступали так же — сначала искренне каялись. Иначе любовь Бога может стать разрешением грешить. Теолог Флеминг Рутледж (Fleming Rutledge) сказал в недавнем интервью: «Искушение — сказать, что покаяние необходимо до того, как Господь простит нас». И все же, «на самом деле все наоборот. Покаяние — то, что Бог развивает в нас как последствие его предваряющего милосердия».
Такое милосердие бежит нам навстречу, когда мы только начали идти по дороге к дому нашего отца. Это милосердие, которое стирает с нас грязь, позволяет нам распрямиться, ответить на объятия отца и приготовить с ним пир.
Любовь и…
В период огромного культурного переворота — во время которого взгляды ортодоксальных христиан на человеческую сексуальность выглядят все более и более странными — как консервативные, так и прогрессивные христиане будут чувствовать искушение добавить «но» в их определение любви. Что, если бы церковь выбрала:
— Вы любимы, и мы приветствуем вас в этой церкви, каким бы ни было ваше прошлое и настоящее.
— Вы любимы, и вы присоединяетесь к сообществу спасенных грешников — ни больше, не меньше.
— Вы любимы, это любовь настолько полна и всеобъемлюща, что она меняет нас всех.
— Вы любимы, и вам может потребоваться время, чтобы признать эту любовь и соединиться с ней — как и всем нам.
— Вы любимы, и эта любовь ведет нас к покаянию, вновь и вновь, потому что Господь терпелив и не хочет, чтобы мы погибли.
— Вы любимы, и ничто не изменит этого.
Несмотря на все, что она не говорит, и что многие хотели бы, чтобы она сказала, Хетмейкер права в том, что Евангелие начинается словами о безусловной любви Бога. Во времена страха и разделения мы не можем основывать нашу любовь на предварительных условиях в большей степени, чем это делает Господь.
Комментарий редактора: В обращении Джен Хетмейкер легко можно вычитать надежду на то, что ЛГБТ смогут покаяться в своей гомосексуальности/трансгендерности, когда проведут достаточно времени в церкви. Тем не менее, даже если Джен Хетмейкер имела это в виду, мне кажется важным обращать внимание на другой аспект ее послания: перед Богом все мы равны и, возможно, стоит сосредоточиться на том, что объединяет нас, а не разделяет.
По материалам Christian Today от 27 апреля 2016 года
Подготовлено специально для Nuntiare.org
Еще на эту тему: