Ваше Преосвященство, вы возглавляли делегацию РПЦ МП на последней Генеральной Ассамблее ВСЦ в Порту-Алегри. Какие цели преследовала РПЦ МП своим участием в ее работе?
Целью участия Русской Православной Церкви в межхристианском диалоге является свидетельство о Православии перед лицом инославного мира. Об этом говорится в «Основных принципах отношения Русской Православной Церкви к инославию», принятых на Юбилейном Архиерейском Соборе 2000 года: «Православная Церковь является хранительницей Предания и благодатных даров Древней Церкви, и поэтому главной своей задачей в отношениях с инославием считает постоянное и настойчивое свидетельство, ведущее к раскрытию и принятию истины, выраженной в этом Предании». Документ цитирует решение Третьего Предсоборного Всеправославного Совещания (1986): «Православная Церковь в глубоком убеждении и церковном самосознании, что она является носительницей и свидетельницей веры и Предания Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви, твердо верит, что она занимает центральное место в деле продвижения к единству христиан в современном мире… Миссией и долгом Православной Церкви является преподание во всей полноте истины, содержащейся в Священном Писании и Священном Предании, которая и сообщает Церкви ее универсальный характер… Эта ответственность Православной Церкви, равно как и ее экуменическая миссия относительно единства Церкви, были выражены Вселенскими Соборами. Они особенно подчеркивали неразрывную связь правой веры с общением в Таинствах. Православная Церковь всегда стремилась привлечь различные христианские Церкви и конфессии к совместному поиску утраченного единства христиан, дабы все пришли к соединению веры…». Документ Архиерейского собора подчеркивает, что « задача православного свидетельства возложена на каждого члена Церкви. Православные христиане должны ясно осознавать, что сохраняемая и исповедуемая ими вера имеет вселенский, универсальный характер. Церковь не только призвана учить своих чад, но и свидетельствовать тем, кто покинул ее, об истине». В контексте этих основополагающих принципов следует рассматривать участие Русской Православной Церви в IX Ассамблее Всемирного Совета Церквей в Порту-Алегри.
Как известно, Всемирный Совет Церквей был создан в послевоенные годы, когда и на политическом, и на межхристианском уровне наблюдалось стремление к консолидации. Инициаторами создания ВСЦ были протестантские церкви Севера (т.е. Европы и Северной Америки) . В ВСЦ вошли также и некоторые Поместные Православные Церкви, в частности, Константинопольский Патриархат. Членом ВСЦ не стала Римско-Католическая Церковь, которая, однако, сохранила членство в комиссии «Вера и церковное устройство», вошедшей в состав ВСЦ.
Русская Православная Церковь поначалу негативно оценивала деятельность ВСЦ и так называемого «экуменического движения» в целом. Это проявилось во время межправославной конференции 1948 года, когда Русская Церковь и ряд других Поместных Православных Церквей приняли решение не участвовать в этом движении. Однако отношение Русской Церкви к ВСЦ стало меняться во второй половине 1950-х годов. Об этом изменении свидетельствуют слова председателя ОВЦС митрополита Николая (Ярушевича), сказанные на торжественном акте в Московской Духовной Академии 13 мая 1958 года: «Когда появилась возможность заняться экуменическим вопросом, наша Церковь совместно с другими Церквами – участницами Московского церковного совещания 1948 года отказалась послать своих представителей на Амстердамскую ассамблею… Этот отказ имел весьма серьезные основания… Экуменическое движение оказалось чрезвычайно противоречивым. В его широкой и разнородной деятельности исканиям обетованной земли христианского единства с самого начала сопутствовали ярко выраженные социально-политические планы, которые в период Амстердамской ассамблеи явно преобладали над задачей догматического единства… Благодаря участию одних Православных Церквей и неучастию других в экуменическом движении за последние 10 лет произошли значительные изменения, свидетельствующие о его эволюции в сторону церковности. В этом смысле весьма показательны огромные сдвиги в сфере немецкого протестантского богословия, открывающего мистические глубины Православия и преодолевающего свой традиционный рационализм…. Соприкасаясь с нашей церковной жизнью, многие деятели экуменического движения совершенно изменили свое представление о православии… Видимо одобряя декларацию православных участников Эванстонской ассамблеи, мы соглашаемся на встречу с руководителями Всемирного Совета Церквей исключительно во имя нашего общеправославного долга – служить воссоединению всех христиан в лоне Христовой Церкви».
В 1959 и 1960 годах велись переговоры между ОВЦС МП и руководством ВСЦ в лице его генерального секретаря А.Виссерт-Хуфта. По результатам этих переговоров Священный Синод Русской Православной Церкви в 1961 году принял решение о вступлении в ВСЦ.
Вступление в ВСЦ было важной стратегической инициативой Русской Православной Церкви в тот период, когда значительно усилился нажим на Церковь со стороны государственной власти, которую возглавлял ярый атеист Н.С.Хрущев. И митрополит Николай (Ярушевич), и его преемник на посту председателя ОВЦС митрополит Никодим (Ротов) видели в выходе Русской Церкви на международную арену возможность предохранить ее от внутреннего давления. Разумеется, зарубежные поездки иерархов использовались властями для распространения информации о том, что «в СССР гонений на религию нет». Однако для самой Церкви международная деятельность открывала дополнительные возможности по защите своих позиций внутри страны.
Известно немало случаев, когда при угрозе закрытия того или иного монастыря, храма или духовной школы руководство Русской Церкви в спешном порядке приглашало туда высокопоставленную церковную делегацию из-за рубежа, после чего закрытие откладывалось или отменялось. Кроме того, зарубежная деятельность ВСЦ использовалась митрополитом Никодимом для омоложения епископата. Сначала он убеждал власти, что для достойного представления Церкви на международной арене нужны молодые талантливые «кадры» в архиерейском сане, потом эти «кадры» отправлялись на несколько лет заграницу, но затем они возвращались на родину и занимали вакантные кафедры. Таким способом митрополиту Никодиму удалось сохранить епископат Церкви в ту эпоху, когда власти предпочитали закрывать вакантные кафедры или держать на них архиереев преклонного возраста, неспособных противостоять давлению воинствующего атеизма. В выходе Церкви на международную арену можно усмотреть тактическую победу властей, но стратегическая победа была на стороне Церкви, ибо ее международная деятельность была одним из наиболее существенных факторов, предотвративших ее полное разрушение, намеченное, но так и не осуществленное хрущевским правительством.
В защите Русской Церкви от гонений не последнюю роль играл и Всемирный Совет Церквей. Дело происходило следующим образом. На мероприятие ВСЦ приезжал архиерей из России, который, по указанию властей, делал необходимое количество заявлений по международным вопросам. Однако в приватной беседе, например, с генеральным секретарем ВСЦ тот же архиерей говорил: «Было бы хорошо, если бы вы выразили озабоченность дошедшими до вас слухами о готовящемся закрытии такого-то монастыря или такой-то духовной академии». Разумеется, эти слухи не доходили до генерального секретаря сами по себе, их доносили те же самые архиереи, которые делали публичные заявления об отсутствии гонений на Церковь в СССР. По окончании поездки, возвращаясь на родину, представитель Церкви писал отчет в Совет по делам религий, в котором упоминал, что вот, мол, до руководства ВСЦ дошли слухи о готовящемся закрытии такого-то монастыря, и оно собирается поднимать шум; было бы правильно повременить с закрытием. И монастырь не закрывался.
Все это трудно понять тому, кто жил в иных условиях, например, на Западе, в условиях свободы и демократии. Да и нам, российским архиереям младшего поколения, это понять непросто, потому что мы не застали ту эпоху. Но вопрос шел о выживании Церкви в то время, когда руководитель государства открыто заявлял, что через 20 лет в музее покажут «последнего попа». И ради сохранения Церкви ее руководство использовало любые имевшиеся возможности.
Разумеется, нельзя сводить участие Русской Церкви в межхристианской деятельности исключительно к стремлению защитить себя от гонений внутри страны. Если бы это было так, то после прекращения гонений мы бы вышли из ВСЦ, сказав: «Благодарим за то, что вы нам помогали, но вы нам больше не нужны». На самом деле, участие Церкви в межхристианском диалоге и в работе ВСЦ было всегда мотивировано, прежде всего, богословскими соображениями – теми, которые отражены в цитированных словах из «Основных принципов отношения Русской Православной Церкви к инославию». Участие православного христианина в межхристианском диалоге – это свидетельство, миссия, это исполнение той задачи, которая, по словам «Основных принципов», является задачей « первостепенной важности для Православной Церкви на всех уровнях ее бытия. Безразличие по отношению к этой задаче или отвержение ее является грехом против заповеди Божией о единстве». Как говорил святитель Василий Великий, «искренно и истинно работающим для Господа надо о том единственно прилагать старание, чтобы привести опять к единству Церкви, так многочастно между собой разделенные».
В 1960-е, 70-е и 80-е годы все Поместные Православные Церкви активно сотрудничали с ВСЦ. Но в 1990-е годы во взаимоотношениях между Православными Церквами и ВСЦ наступил кризис, вызванный, прежде всего, той либерализацией доктринального и этического учения, которая стремительно набирала обороты в ряде протестантских церквей Севера и которая не могла не отразиться на повестке дня ВСЦ, где влияние этих церквей доминировало. Почти повсеместное в протестантском мире введение женского священства значительно углубило разрыв между православными и протестантами. Пропаганда использования так называемого «инклюзивного языка» по отношению к Богу вызвала отторжение многих традиционно настроенных христиан. Особенное негодование православных вызывали и продолжают вызывать попытки некоторых протестантских церквей навязать ВСЦ обсуждение темы сексуальных меньшинств.
Известно, что в ряде протестантских церквей традиционный взгляд на гомосексуализм как на грех – взгляд, отраженный как в Предании, так и в Священном Писании – в последние годы подвергся пересмотру. В Епископальной Церкви США недавно рукоположен в сан епископа открытый гомосексуалист, а в Церкви Швеции введен чин благословения «однополых браков». Это стало причиной решения Русской Православной Церкви прекратить всякие официальные контакты с данными церквами. Но подобные процессы не могли не оказывать влияния на повестку дня и сам «этос» Всемирного Совета Церквей, который в 1990-е годы стал восприниматься православными как чуждый их самопониманию.
Все эти процессы привели к тому, что незадолго до Ассамблеи ВСЦ в Хараре из Совета вышли Грузинская и Болгарская Православные Церкви. Иерусалимский Патриархат, не выходя из Совета, перестал присылать делегации на его мероприятия, и на Ассамблее в Хараре его представители отсутствовали. А Русская Православная Церковь прислала в Хараре делегацию из трех человек (обычно делегация нашей Церкви включала 20-30 человек), возглавляемую иеромонахом. Все это свидетельствовало о значительном «охлаждении» во взаимоотношениях между Православными Церквами и Советом.
Незадолго до Ассамблеи в Хараре было проведено межправославное совещание по вопросу о дальнейшем участии Православных Церквей в работе ВСЦ. Совещание состоялось в Фессалониках по инициативе Русской Православной Церкви и по приглашению Константинопольского Патриархата. На совещании было принято решение о необходимости создания паритетной двусторонней комиссии по диалогу между ВСЦ и Православными Церквами. Автором идеи был председатель ОВЦС Московского Патриархата митрополит Кирилл. На Ассамблее в Хараре такая Специальная комиссия была создана.
В рамках Специальной комиссии по православному участию в ВСЦ, работавшей с 1999 по 2002 год, был обсужден широкий спектр вопросов, вызывающих озабоченность Православных Церквей. Комиссия приняла целый ряд решений, которые были с удовлетворением восприняты православными. Во-первых, процедура голосования была заменена процедурой консенсуса, что практически исключило возможность для православных оказаться в меньшинстве при решении важных вопросов богословского и нравственного характера. Во-вторых, для тех церквей, которые готовы участвовать в работе Совета, но не желают быть его членами, создана категория «церквей в ассоциации» с ВСЦ. В-третьих, создан Постоянный комитет по консенсусу и сотрудничеству, в котором православные и инославные присутствуют на паритетной основе (8 православных и 8 инославных членов). В задачу комитета входит наблюдение за повесткой дня ВСЦ с целью недопущения в нее вопросов, обсуждение которых неприемлемо для православных.
Наконец, комиссия выработала правила организации молитв на межхристианских встречах. Согласно этим правилам, молитва составляется не по синкретическому принципу (православная стихира, баптистская проповедь, лютеранский гимн и т.д.), а по конфессиональному. Например, в один вечер совершается православная вечерня, на следующее утро – англиканская утреня и т.д. Таким образом, православный участник может просто не идти на ту или иную молитву. Евхаристические богослужения в рамках мероприятий ВСЦ вообще не совершаются, дабы исключить возможность так называемого «интеркоммуниона», категорически неприемлемого для православных.
Все эти решения Специальной комиссии существенно изменили «этос» Всемирного Совета, и Православные Церкви признали тот факт, что руководство Совета с максимальным вниманием отнеслось к их озабоченности. Этим был в значительной степени обусловлен высокий уровень представительства православных на Ассамблее в Порту-Алегри.
Не обязывает ли членство во Всемирном Совете Церквей (ВСЦ) к принятию его фундаментальных принципов, противоречащих православной экклезиологии?
Членство в ВСЦ не требует от той или иной Церкви признания всех других церквей-членов Совета церквами в буквальном смысле слова. Об этом говорится в уставных документах Совета. Если мы называем «церковью» ту или иную протестантскую общину, которая, с нашей точки зрения, утратила все основные признаки церковности, то лишь потому, что сама эта община так себя называет. Среди членов ВСЦ есть немало подобных групп, которые, с нашей точки зрения, давно утратили основополагающие признаки церковности или же никогда ими не обладали. Речь идет о таких признаках, как апостольское преемство иерархии, таинства, вера в реальность Евхаристии и т.д.
В то же время, ВСЦ – это не просто совет каких-то благотворительных агентств или околоцерковных организаций. Это совет тех христианских общин, которые считают себя церквами и относятся с уважением к экклезиологическому самопониманию друг друга. Уважение протестантов к православным экклезиологическим принципам выражается, в частности, в том, что в ВСЦ не принимаются церковные группы, которые, с точки зрения православных, являются раскольническими (например, так называемый «киевский патриархат»). Православные Церкви составляют в ВСЦ единую, почти автономную группу, для которой зарезервировано 25 процентов мест в любом руководящем органе Совета. Именно эти 25 процентов составляют то «православное лобби», которое противостоит инославному большинству. В группу Православных Церквей-членов ВСЦ с самого начала входят и дохалкидонские церкви, которые, хотя и не находятся в евхаристическим единстве с Восточными Православными Церквами, разделяют их богословские, экклезиологические и нравственные позиции.
Кроме того, в ВСЦ существуют определенные богословские критерии, соответствие которым ставится условием для принятия в члены Совета. Церковная группа, претендующая на членство в ВСЦ, должна исповедовать веру в Триединого Бога – Отца, Сына и Святого Духа, исповедовать Христа Богом и Спасителям, разделять богословские положения Никео-Цареградского Символа веры. Организации, не соответствующие данным критериям, не могут вступить в члены ВСЦ. При всем различии позиций, взглядов, экклезиологических установок, моральных принципов между православными и протестантами, вера в Святую Троицу и в Иисуса Христа как Бога и Спасителя все-таки продолжает оставаться той платформой, которая объединяет все церкви-члены ВСЦ.
Каково отношение Русской Православной Церкви Московского Патриархата (РПЦ МП) к «теории ветвей»?
Об отношении Русской Правосавной Церкви к «теории ветвей» вполне однозначно говорится в уже цитированных «Основных принципах отношения к инославию»: «Православная Церковь не может принять тезис о том, что, несмотря на исторические разделения, принципиальное, глубинное единство христиан якобы нарушено не было и что Церковь должна пониматься совпадающей со всем «христианским миром», что христианское единство якобы существует поверх деноминационных барьеров и что разделенность церквей принадлежит исключительно к несовершенному уровню человеческих отношений. По этой концепции, Церковь остается единой, но это единство недостаточно проявляется в зримых формах. В такой модели единства задача христиан понимается не как восстановление утраченного единства, а как выявление единства, неотъемлемо существующего. В этой модели повторяется возникшее в Реформации учение о «невидимой церкви». Совершенно неприемлема и связанная с вышеизложенной концепцией так называемая «теория ветвей», утверждающая нормальность и даже провиденциальность существования христианства в виде отдельных «ветвей»». К этому исчерпывающему определению трудно что-либо добавить.
Я столь часто цитирую «Основные принципы отношения Русской Православной Церкви к инославию» не только потому, что я возглавлял рабочую группу по подготовке этого документа и знаю его практически наизусть, но, прежде всего, потому, что этот документ отражает официальную позицию нашей Церкви, одобренную Архиерейским Собором. Документ является итогом многолетних контактов между Русской Православной Церковью и инославным миром – контактов, которые начались еще в дореволюционную эпоху (вспомним хотя бы диалоги с англиканами и старокатоликами в XIX веке).
Чем объяснить, что Генеральная Ассамблея в Порту-Алегри прошла, по сути, незамеченной православной общественностью?
Я бы не сказал, что она прошла совсем незамеченной. Некоторые православные и околоцерковные СМИ дали свои комментарии. Один интернет-портал даже поместил фотогалерею под названием «Жаркое солнце, теплое море, объятия экуменических друзей». Теплого моря в Порту-Алегри, правда, не было: город находится в двухстах километров от моря. Но вот жаркое солнце, действительно, было. Были и многочасовые заседания в течение десяти дней, и напряженные дискуссии, и затяжные утомительные перелеты участников из Европы в Латинскую Америку и обратно. Если кто-то думает, что все это является развлечением и доставляет большое удовольствие, то он глубоко ошибается. Это работа – работа трудная, изнурительная и неблагодарная. Неблагодарная потому, что внутри «экуменического содружества» тебя считают ретроградом и консерватором, с тобой спорят и тебя критикуют, а в «своем отечестве» тебя могут обвинить в измене Православию только за сам факт участия в подобного рода мероприятии.
Фотогалерея на упомянутом портале была призвана продемонстрировать заведомо антиправославный и легкомысленный характер мероприятия. Например, на камеру запечатлена обыкновенная дискуссия: сидят люди на стульях и беседуют. Но надпись гласит: «Православные делегаты в круге экуменической молитвы». Или фотография, изображающая бразильские танцы (в перерывах между заседаниями, действительно, выступали местные танцевальные группы). Надпись: «Поклонение огню входит в число обязательных обрядов экуменизма».
Наверное, нет необходимости говорить о том, что, когда участие Русской Православной Церкви в межхристианских диалогах освещается в прессе подобным образом, преследуется вполне конкретная цель: возбудить недоверие к священноначалию, пробудить раскольнические настроения. Подобного рода пропаганда, как правило, исходит от различных раскольничьих структур: например, от греческих старостильников, или от отечественных «альтернативных» православных структур. Эта пропаганда в прошлом нанесла немалый урон взаимоотношениям между Московоским Патриархатом и Русской Зарубежной Церковью, и я искренне рад, что в настоящее время существует возможность обсуждать эту проблематику «лицом к лицу», в открытом и доброжелательном диалоге.
На ассамблее в Хараре участвовала небольшая делегация РПЦ МП. В Порту-Алегри была направлена более представительная делегация. Означает ли это, что РПЦ МП намерена расширить свою экуменическую деятельность?
На Ассамблее в Хараре делегация Русской Церкви, как я уже сказал, состояла из 3-х человек и возглавлялась иеромонахом. На Ассамблее в Порту-Алегри делегация включала 21 человека и возглавлялась архиереем (правда, тем же самым, что был в Хараре в сане иеромонаха). Этим Русская Православная Церковь, прежде всего, хотела подчеркнуть, что она оценила усилия ВСЦ в период между двумя Ассамблеями, направленные на преодоления кризиса между Православными Церквами и Советом. Представлялось важным, чтобы Ассамблея ВСЦ одобрила деятельность Специальной комиссии, и наше активное участие было необходимо для достижения этой цели.
Надо сказать, что и другие Православные Церкви – в том числе те, которые в Хараре отсутствовали или были слабо представлены – в Порту-Алегри прислали представительные делегации. Делегация Иерусалимского Патриархата в Порту-Алегри возглавлялась архиепископом и активно участвовала в работе Ассамблеи. Делегацию Сербской Православной Церкви также возглавлял архиерей. Болгарская Церковь прислала двух митрополитов в качестве наблюдателей. От Грузинской Церкви наблюдателей не было, но их отсутствие, как я слышал, объяснялось «техническими» причинами.
Численность делегации Московского Патриархата, кроме того, была увязана с численностью других православных делегаций. Более того, если учитывать количество верующих в Поместных Православных Церквах, то численность нашей делегации была даже значительно ниже, чем могла бы быть. Русская Православная Церковь, объединяющая, согласно официальной статистике ВСЦ, 164 миллиона верующих, была представлена 21 делегатом. А Константинопольский Патриархат, численность которого, согласно той же статистике, составляет 5 миллионов членов (т.е. в 30 раз меньше), был представлен 16 делегатами. В «православном лобби» ВСЦ в настоящее время доминирует греческий элемент, и это в значительной степени связано с тем, что, дистанцировавшись от Совета в 1990-е годы, мы, представители славянских Церквей (в частности, русские и сербы), в некотором смысле упустили инициативу, которая оказалась почти исключительно в руках греков.
В частности, все православные в руководстве ВСЦ сейчас являются этническими греками: заместитель генерального секретаря Йорго Лемопулос (Константинопольской Патриархат), президент ВСЦ архиепископ Албанский Анастасий (Яннулатос), вице-модератор Центрального комитета митрополит Сассимский Геннадий (Лемурис, Константинопольский Патриархат), являющийся по совместительству также модератором комиссии «Вера и устройство». Такое доминирование греков в структурах ВСЦ связано с тем, что они воспринимают эту организацию как платформу для расширения своего влияния, в том числе, и в православном мире. Известно, что Константинопольский Патриархат претендует не только на первенство чести среди Православных Церквей, но и на роль некоей «Вселенской» Церкви, которая может представлять другие Православные Церкви перед лицом инославного мира, а самое главное, перед лицом политического истеблишмента. Ни численность, ни реальная значимость этого Патриархата никак не соответствуют такой роли, но его историческое первенство и титул «Вселенского» в некоторой степени оправдывают (по крайней мере, в его собственных глазах) подобные притязания. Так вот, ВСЦ используется в качестве одной из платформ для расширения влияния Константинопольского Патриархата (в тактическом союзе с которым находятся другие греческие Церкви) в ущерб, прежде всего, Русской Церкви, несравненно превосходящей Костантинопольский Патриархат и по численности, и по реальной значимости.
Почему РПЦ МП продолжает пребывать в ВСЦ?
Московский Патриархат продолжает пребывать в ВСЦ по целому ряду причин. Некоторые из них я упомянул в предыдущем изложении. В вопросе о том, оставаться ли в ВСЦ или выходить из него, Московский Патриархат руководствуется следующими положениями «Основных принципов отношения к инославию»: « В вопросе о членстве в различных христианских организациях следует придерживаться следующих критериев: Русская Православная Церковь не может участвовать в международных (региональных/национальных) христианских организациях, в которых а) устав, правила или процедура требуют отказа от вероучения или традиций Православной Церкви, б) Православная Церковь не имеет возможности свидетельствовать о себе как о Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви, в) способ принятия решений не учитывает экклезиологического самосознания Православной Церкви, г) правила и процедура предполагают обязательность «мнения большинства». Уровень и формы участия Русской Православной Церкви в международных христианских организациях должны учитывать их внутреннюю динамику, повестку дня, приоритеты и характер этих организаций в целом. Объем и мера участия Русской Православной Церкви в международных христианских организациях определяется Священноначалием исходя из соображений церковной пользы».
В настоящий момент ВСЦ не подпадает ни под одну из четырех категорий, перечисленных в списке критериев, делающих участие нашей Церкви в работе той или иной межхристианской организации невозможным. И мы признаем тот факт, что в период между Ассамблеями в Хараре и Порту-Алегри ВСЦ сделал все возможное для того, чтобы максимально ответственно подойти к пожеланиям и требованиям Православных Церквей. В этой ситуации выход из ВСЦ представлялся бы необоснованным.
Сказанное не означает, что Русская Православная Церковь будет всегда оставаться членом ВСЦ. Эта организация эволюционирует: сегодня она нас удовлетворяет больше, завтра может оказаться, что она будет удовлетворять нас меньше. Тогда вопрос о членстве вновь станет со всей остротой, как он уже вставал в середине 1990-х годов.
Хотел бы поделиться одним наблюдением, которое я вынес за десять лет участия в работе ВСЦ и в других межхристианских диалогах. Сейчас христианский мир все более отчетливо делится на две группы. С одной стороны, это группа Церквей, которые настаивают на необходимости следования церковному Преданию: в эту группу входят, прежде всего, Православные Церкви, дохалкидонские Церкви и Римско-Католическая Церковь. На другом конце спектра – те протестантские общины, в которых следование Преданию никогда не воспринималось как норма и в которых происходит стремительная либерализация вероучения, нравственных принципов и церковной практики. К числу последних относится, в частности, большинство протестантских общин Севера. Пропасть между «церквами Предания» и церквами «либерального толка» сейчас настолько значительна, и растет она настолько быстро, что мне трудно представить, каким образом удастся сохранить «межхристианское содружество» в самом ближайшем будущем.
Тот факт, что наша Церковь уже разорвала диалог с Епископальной Церковью США и Церковью Швеции, свидетельствует о том, что межхристианское сообщество, если можно так выразиться, начало «трещать по швам». Трудно сомневаться в том, что и другие протестантские церкви Севера будут следовать по стопам американских епископалов и шведских лютеран, и что в скором времени связи будут рваться на регулярной основе. В таком случае в один прекрасный день созданный с таким трудом «союз протестантов и православных», каковым является ВСЦ, просто не выдержит под тяжестью накопившихся разногласий, и «экуменический корабль» потонет.
Сейчас налицо две принципиально различные версии христианства – традиционная и либеральная. И пропасть, которая сегодня существует, разделяет не столько православных и католиков, или католиков и протестантов, сколько «традиционалистов» и «либералов» (при всей условности подобных наименований). Конечно, защитники традиционных ценностей есть и в протестантском лагере (особенно в церквах Юга, т.е. Африки, Азии, Латинской Америки). Но преобладает среди протестантов либеральный настрой.
В этой ситуации я полагаю необходимой консолидацию усилий тех Церквей, которые считают себя «Церквами Предания», т.е. православных, католиков и дохалкидонитов. Я не говорю сейчас о тех серьезных догматических и экклезиологических разногласиях, которые существуют между этими Церквами и которые могут обсуждаться в рамках двусторонних диалогов. Я говорю о необходимости заключения между этими Церквами некоего стратегического альянса, пакта, союза для защиты традиционного христианства как такового – защиты от всех вызовов современности, будь то воинствующий либерализм, воинствующий атеизм или воинствующий ислам. Хотел бы оговориться, что данный стратегический альянс – моя собственная идея, а не официальная позиция Московского Патриархата.
Нам не нужна уния с католиками, не нужен «интеркоммунион», не нужны компромиссы ради сомнительного «сближения». Но нам необходим, по моему мнению, стратегический союз, ибо вызов брошен традиционному христианству как таковому. Это особенно заметно в Европе, где дехристианизация и либерализация происходят столь же стремительно, как и постепенная и последовательная исламизация. Либеральное, расслабленное «христианство» протестантских общин Севера не сможет противостоять натиску ислама: ему сможет противостоять только твердое и традиционное христианство, готовое отстаивать свои нравственные позиции. В этой борьбе православные и католики могли бы, при всех накопившихся за века разногласиях, сформировать единый фронт.
Предлагаемый мною стратегический альянс должен был бы встать на защиту, прежде всего, традиционных нравственных ценностей, таких как семья, чадородие, супружеская верность. Эти ценности в Европе подвергаются систематическому осмеянию и оплеванию со стороны либералов и демократов всех мастей. Вместо супружеской верности предлагается «свободная любовь», однополое партнерство приравнивается к брачному союзу, чадородию противопоставляется «планирование семьи». К сожалению, с большинством протестантов у нас и по этим вопросам имеются серьезные расхождения, не говоря уже о фундаментальных расхождениях богословского и экклезиологического характера.
Приведу в пример разговор с лютеранским епископом, состоявшийся в рамках богословского диалога с одной из лютеранских церквей Севера. Мы пытались подготовить совместный документ по защите традиционных ценностей. Речь зашла об аборте. Я спросил: «Можем ли мы в совместном документе написать, что аборт – это грех?». Ответ лютеранского епископа: «Ну, мы, разумеется, не пропагандируем аборт, мы предпочитаем контрацепцию». Вопрос: «Но все-таки аборт, с точки зрения вашей церкви, это грех или не грех?». Ответ: «Ну, понимаете ли, бывают ведь разные обстоятельства, например, жизнь матери или ребенка может оказаться под угрозой». – «Ну, а если нет угрозы ни жизни матери, ни жизни ребенка, то аборт – это грех или нет?» И лютеранский епископ так и не согласился с тем, что аборт – это грех.
О чем здесь можно вести диалог? Аборт – не грех, однополый брак – прекрасно, контрацепция – замечательно. Вот оно, либеральное христианство во всей красе. Помимо православных, сейчас только католики в Европе сохраняют традиционный взгляд на семейные ценности, и в этом смысле, так же как и во многих других, они являются нашими стратегическими союзниками.
Участвуют ли представители Московского Патриархата в совместных молитвах на встречах с инославными?
На Ассамблее в Порту-Алегри православные делегаты Московского Патриархата в священном сане в молитвах, совершаемых инославными, не участвовали. Миряне, входившие в состав делегации, посещали молитвы по своему усмотрению, но фактически воздерживались от участия в них.
Относительно «молитв с еретиками» существуют древние канонические правила, которые никто не отменял. Но при толковании этих правил нужно, мне кажется, внимательно изучать контекст, в котором они появились. Кто были те «еретики», о которых говорилось в этих правилах? Ариане, отрицавшие Божество Иисуса Христа, «пневматомахи», отрицавшие Божество Святого Духа, евтихиане, отрицавшие человеческое естество Христа, и т.д. Ни католики, ни протестанты не отрицают Святую Троицу, не отрицают Божество Христа или Его человеческое естество. Поэтому их нельзя приравнивать к тем еретикам, о которых идет речь в канонических правилах Древней Церкви.
Да и в ту эпоху, когда эти правила создавались, они не соблюдались во всей строгости. Известно, например, что Василий Великий, будучи архиепископом Кесарии Каппадокийской, имел в своем подчинении пятьдесят хорепископов, из которых большинство было арианами. Почти никто из подчиненных ему клириков не исповедовал Божество Святого Духа (да и он сам, чтобы не смущать свою паству, избегал открыто говорить о Божестве Святого Духа). Василий знал о настроениях своих клириков, однако продолжал сослужить с ними. И от присоединяющихся к Церкви бывших ариан он не требовал, чтобы они исповедовали Божество Святого Духа: «Достаточно для них, чтобы они исповедовали Никейскую веру, а остальное они поймут по долговременном общении с нами». Так и сегодня следование Никейскому (точнее, Никео-Цареградскому) Символу веры могло бы восприниматься как критерий возможности совместной молитвы с представителем той или иной христианской общины.
Кроме того, когда в каноническом правиле говорится о недопустимости молитвы с еретиками, речь идет, как мне думается, все-таки о молитве литургического характера, а не о молитве на «бытовом» уровне. Неужели вы не можете, пригласив в дом инославного христианина, прочитать вместе с ним «Отче наш» перед едой? Или на межхристианской конференции – неужели нельзя перед началом заседания прочитать молитву «Царю Небесный»? Или, если вы, будучи православным человеком, заходите в инославный храм, даже во время богослужения, неужели вы не можете вознести в нем молитву Богу? Молиться в лесу можно, молиться в автобусе (наполненном, может быть, атеистами или иноверцами) можно, а молиться в христианском храме, пусть и не православном, нельзя? Честно говоря, не вижу в этом особой логики.
На Ваш взгляд, какие формы экуменизма приемлемы и какие совершенно недопустимы в церковной жизни?
Недопустим интеркоммунион, недопустимо совершение «экуменических богослужений» совместно с церквами, с которыми у нас нет евхаристического общения, недопустима «теория ветвей», недопустимы какие-либо компромиссы по богословским, экклезиологическим и нравственным вопросам. Недопустим богословский синкретизм, когда размываются основы вероучения, когда под сомнение ставятся фундаментальные постулаты православной веры.
Допустимы и необходимы те формы межхристианского диалога, которые дают возможность Православной Церкви беспрепятственно свидетельствовать об истине перед лицом инославного мира. Но не надо забывать и о том, о чем сказано в «Основных принципах отношения к инославию»: «Свидетельство не может быть монологом – оно предполагает слышащих, предполагает общение. Диалог подразумевает две стороны, взаимную открытость к общению, готовность к пониманию, не только «отверстые уши», но и «расширенное сердце» (2 Кор. 6:11)».
Что Вы пожелаете посетителям нашего сайта?
«Отверстых ушей» и «расширенного сердца». Только при готовности услышать и понять можно и стоит вести диалог. Я искренне надеюсь на то, что диалог между Московским Патриархатом и Русской Зарубежной Церковью будет вестись в духе открытости и взаимного доверия. Молюсь о том, чтобы верующие наших Церквей соединились у одной евхаристической Чаши. Разделение, которое существует между нами, возникло по политическим причинам, и я глубоко убежден в том, что оно себя изжило. Нет более причин для разделения: все причины, которые еще иногда называют, на мой взгляд, являются искусственными и надуманными. Будем же работать для того, чтобы, по слову святителя Василия Великого, «привести опять к единству Церкви… между собой разделенные».
Источник: Официальная страница Архиерейского Синода Русской Православной Церкви заграницей.
На сайте источника интервью размещено 3 января 2009 г.