2. Правила теологического использования „марксизма”
а) Теология нуждается в „марксизме” как науке. Это означает, что „марксизм” нужен теологу не как религия, кредо, пророчество, откровение или Евангелие. Это более чем очевидно для каждого верующего — место, обозначенное этими словами, уже занято. Отсюда следует:„марксизм” не надо понимать как гносеологию, философию истории или тем более как искусство метафизики (науки об общем бытии). Такая позиция вытекает из материализма как философского принципа и, конечно, из атеизма. Она связана с последовательностью мышления и основывается на точке зрения верующего, каковым и является теолог.
Вот почему отношение теологов к марксистской теории — не жреческое, не как к Священному писанию. Для теолога „марксистское писание” не „священно”. И Маркс для него не оракул. Это означает, что его не превращают в фетиш или в нового предсказателя, хотя, действительно, Маркс превратился в тотем большого, широко распространившегося племени.
Но является ли „марксизм”» наукой? Следующий пункт вкратце прояснит этот вопрос.
б) Теологии нужен „марксизм” как научный метод. Данное положение подчеркивает в первую очередь, что марксизм — способ ознакомления с общественной реальностью, а не закрытая система. Правда, „марксизм” — это тоже система или, скорее, разработка разных систем. Достаточно вспомнить различных марксистских авторов и их разноплановые и даже взаимно противоречащие труды, имеющие относительную ценность. Но важно понять „марксизм” на основе комплексного, основополагающего принципа, с помощью которого можно понять общество. Именно это — основа „марксизма”. Остальное — более или менее удачные выводы из этого принципа…
Но из чего состоят эти принципы, методы, на основе которых можно ,,читать” общество? Невозможно сформулировать их здесь таким образом, как формулируют теорему или формальную позицию. Здесь мы можем лишь назвать их: основополагающее значение экономики для понимания структуры общества (определение последней инстанции через экономический базис); классовая борьба как двигатель истории разобщенного общества; идеологическое использование религии, морали, философии, права, например „теория прибавочной стоимости” как объяснение капиталистической эксплуатации и т. п.
Эти методологические „руководящие линии” в большей степени, чем принципы, открывают доступ к научной достоверности, но для того чтобы обнаружить тот свет, носителем которого они являются, им еще нужно конкретное применение. И они требуют сил и времени. Эти принципы можно и должно совершенствовать и обогащать и все время обсуждать основополагающие аспекты, облегчающие их понимание.
в) Теологии нужен „марксизм” как теория общественной реальности. Теологу невозможно принять „марксизм” как универсальную аксиому, как все объясняющую науку или теорию. Это было бы самонадеянностью или иллюзией. Аристотель говорил, что каждая наука специализируется на свойственной ей теории. Здесь речь идет об уместности науки.
„Марксизм” способен объяснить общественное или историческое (не как вещь, конечно, но как меру вещи) и даже дать доказательства своей жизнеспособности. К этой области „приспособлены” его принципы познания…
Конечно, есть очень много областей общественной жизни, которые ,,марксизм” еще не исследовал. Но это не значит, что он не в состоянии этого сделать. Это вопрос времени, как и в других науках.
г) Теология нуждается в „марксизме” как инструменте или как потребительной стоимости… Когда теология, решающая этические проблемы, покидает область этики и переходит в область нравоучений, тогда для теолога „марксизм” окончательно превращается в орудие познания „истины” общества.
Она видит „марксизм” не как голое отражение действительности и не как абсолютную формулу общественной реальности. Ведь никакую науку нельзя идентифицировать с действительностью в ее понимании. Любая наука, включая „марксизм”, всегда является „приближением” к действительности. Отсюда наука всегда предполагает тонкое, корректно усовершенствованное отношение к огромному спектру гипотез. Так и конкретный капитал совсем не то, что мы находим в книге Маркса. Капитал находится вне книги, в действительности. Книга Маркса позволяет понять, из чего он складывается… Думать, что теория, если она сама называет себя практической, способна совпасть с реальностью, — позитивистская иллюзия…
д) Теологии нужен „марксизм” как посредник веры, потому что теология исходит из веры и критически руководствуется ею. На деле серьезное искушение и даже грех „марксизма” состоит в его тоталитаризме. Но относительно последнего у теолога самый крепкий иммунитет, во-первых, потому, что он знает историю собственной церкви, во-вторых, потому, что вера в Евангелие обладает особенно „антитоталитаристской” силой.
Теолог как человек верующий уже обладает одним абсолютом — Богом. От Бога он получает особый дар, особое сальдо своего места и веса, науку и историю, „марксизм” и революцию. И если Бог — единственный абсолют, то все остальное относительно. Но это относительное смешивается с абсолютным, если исходить из масштабов Бога. Потому вера по отношению к „марксизму” является критической инстанцией: она теологизирует оракульный и тотемический „марксизм”, развенчивает тотальный „марксизм”.
В действительности происходит относительное упорядочение „марксизма” не только силой веры и теологии. С каждой более высокой инстанции можно и должно действовать с этических, гуманистических, философских позиций. Может быть, нельзя придерживаться здорового и осторожного „марксизма”, если мы не подвергнем суду то, что лежит вне самого „марксизма” и над ним. Чтобы быть хорошим „марксистом”, недостаточно быть только „марксистом”.
3. К вопросу о „марксистско-христианской” проблематике
Приведенная выше дискуссия больше интересует интеллигенцию, чем народ — субъект, по меньшей мере потенциальный субъект „марксизма” и христианства. Но, продолжая оставаться на интеллектуальной почве, мы должны признать, что вопрос о „марксизме” — это не вопрос „марксизма”… Чего же хочет „марксизм”? Что понимают под этим словом?
Он означает понимание социально-исторической действительности (ее противоречий, уловок и т. п.). В этом смысле „марксизм” — это практика: что-то познавать, чтобы что-то изменить, и что-то изменить, чтобы лучше познать действительность истории и общества. Таким образом, не каждый читающий Маркса оказывается „марксистом”, но каждый, кто видит социальную реальность, как Маркс. „Марксист” — не просто всякий, являющийся членом марксистской партии, а тот, кто понимает и изменяет общественную реальность. По всей вероятности, в этом смысле поведение некоторых политических активистов определяется не логикой: лидер Профсоюза рабочих-металлистов Сан-Паулу (Бразилия) в большей степени марксист, чем Престес, а низовые группы Рабочей партии — более марксистские, чем кадры Бразильской коммунистической партии.
В конце жизни, узнав о возникновении движения, назвавшегося „марксистским”, Маркс, испытывая смесь негодования с презрением, заявил коротко и грубо: „Насколько мне известно, я не марксист”.
Что можно об этом сказать? Что определение „марксизм” двусмысленно и вообще неуместно. Его следует пересмотреть, а его проблематику — сменить. Если речь идет о науке, то нет никакой надобности особым образом искать ее отцов-основателей. Не существует никаких „галилеизмов”, никаких ,,ньютонизмов”, никакого „эйнштейнианства” и т. п. Имеется физика, без отца или матери. И так с каждой наукой. Только философские, этические и религиозные учения, опирающиеся на авторитеты, носят имена своих авторов. Таким образом, всякого, кто интерпретирует и изменяет общественную действительность, исходя из принципов, введенных Марксом, строго говоря, следует называть не „марксистом”, а обществоведом, анализирующим общественные проблемы, так как он осуществляет то, что, собственно, сказал так называемый „марксист”.
Таким путем сегодня преодолевают проблематику „марксизма”, по крайней мере принципиально. Поэтому в данной работе термины „марксизм” и „марксисты” взяты в кавычки. Главное не в том, чтобы повторять Маркса или следовать за ним, а в том, чтобы понять и изменить исторически заданное общество, практику и модель которого разработал Маркс. Сам „марксизм” это заметил и пытается уточнить собственный облик через различные формулировки: „исторический материализм” (совместно с „диалектическим материализмом”), „философия практики” (Грамши), „теория истории” (Альтуссер) и т. д. Но этот облик все еще чреват самомнением и неуправляемой двусмысленностью.
Прежде всего важно освободить сам „марксизм” от „марксистов”, личность Маркса — от тяжелого груза исторических реализаций. Все это важно для того, чтобы „марксизм” поборол тоталитарную самонадеянность и наконец внес свой вклад в достижение разумной и универсальной истины.
1989 г.
Источник.
Об авторе: Клодовис Бофф, бразильский священник; идеолог теологии освобождения.