В настоящее время ни для кого не является секретом тот факт, что Россия переживает жесточайший идеологический кризис, поскольку правящая элита не способна сформулировать собственно «национальную идею»,- стержень, вокруг которого строится само государство. Более того, любая программа вывода страны из экономического кризиса не поддерживается народом — без чего она неминуемо обречена на провал — так как не имеет под собой достаточно проработанной идейной базы. Между тем история наглядно показывает, что при переходе от феодализма к капитализму (давайте не будем льстить себе: несмотря на успехи индустриализации, модернизация, особенно та ее часть, что касается общественного сознания, не завершена) неизбежно возникает волна национализма, хотя зачастую и принимающего уродливые формы (Япония, Германия), но в определенном смысле необходимого как выражение самобытной национальной Традиции.
В данный момент на роль такой Традиции активно выдвигается православие, скорее из-за закономерной тяги к прошлому, которое нужно осознать и осмыслить, нежели по причине резкого возрождения духовности, однако не нужно ли сначала разобраться, насколько соответствует восточная ветвь христианства времени и месту. У православия уже был шанс, так как же им воспользовались?
До принятия православия (официальной датой считается 988 г.) на Руси уже существовали самобытные культура, государство, письменность и религия, и крещение, проведенное Владимиром, преследовало исключительно политические цели. Киевская Русь получила возможность ознакомиться с достижениями передовой европейской мысли, но заплатила за знания непомерно дорогую цену: ей досталось самое косное и нетерпимое к язычеству направление христианства, новообращенные ревнители которого самозабвенно уничтожали исконно славянскую культуру, причем дело не ограничивалось простым сожжением идолов и разрушением капищ. Уничтожались достижения именно культуры: мало кто сейчас знает, что наш героический эпос мог на равных соперничать с «Песнью о Нибелунгах», «Махабхаратой» или «Илиадой», все былины, дошедшие до наших дней,- жалкие крохи былого богатства, записанные аж в XIX веке, и это при том, что в каждой деревне жил образованный служитель церкви. Но не видели попы ценности в «сатанинских песнях», и внушали подобную мысль крестьянам, создавая тем самым трудности этнографам, ибо последние оставшиеся в живых бояны часто отказывались сотрудничать с исследователями по религиозным причинам. Институт скоморошества окончательно исчез в России к XVII веку, как раз в тот момент, когда начали складываться профессиональные труппы, осуществлялся переход к профессиональному национальному театру, который так и не возник, что в условиях непрекращающихся гонений, длящихся со времен крещения Руси, легко объяснимо. Даже попытка Даля опубликовать свой словарь пословиц и поговорок встретила активное сопротивление церкви, что уж там говорить о сохранении любых письменных памятниках языческой Руси, таких, например, как «Книга Велеса». Конечно, полностью расправиться с язычеством не удалось, но сколько потеряла Россия… Русские не имеют представления, откуда именно возникла их этнокультурная общность, поскольку не сохранилось языческих мифов о сотворении богами именно русской нации, они были заменены еврейскими легендами о создании человека вообще, что, естественно, не способствует национальному самоопределению.
А сейчас — небольшая аналогия. Западные деятели христианства не уничтожали античную культуру, напротив, небезуспешно пытались сделать ее достоянием современников: Боэций разработал принципы логического мышления, опираясь на греческое наследие, Кассиодор основал первый монастырь, при котором была античная библиотека, и эта изобретенная канцлером Теодориха структура (школа, библиотека, скрипторий) стала образцом для всей Западной Европы (на Руси монастыри служили целям хозяйственного освоения территории, а вовсе не просвещения), «языческая» латынь была языком науки и церкви.
Ну а если вспомнить идеал русского святого, пред нашим взором предстанет аскет, смиряющий плоть трудами и постом, но вовсе не ученый, такой, как, например, Августин Аврелий, то есть приоритет отдавался физическому, не духовному.
Можно возразить: православие принесло на Русь культуру Византии — храмовые здания, роспись, фрески, мозаика, иконы, церковная музыка появились лишь после крещения. Да, это так, тем не менее после Раскола (1054) и падения Восточной Римской империи Московское царство фактически закрывается от всякого влияния извне, концепция «Москва — третий Рим» провозглашала единственно правильным православный путь, поэтому русским нечему было учиться у «поганых турок» и «проклятых латинян». Трудно недооценить негативные последствия подобного культурного застоя. Железный занавес — вовсе не изобретение коммунистов.
Православие не выполнило своей политической миссии. Постоянные торговые контакты с католической Европой установлены не были, даже объединить Русь перед лицом нашествия орд Бату-хана не удалось (возникает закономерный вопрос — а каким же образом, позвольте узнать, церковь собирается объединять Россию — перед лицом необходимых реформ?). Допустили бы такое славяне-язычники, не ослабленные лживой моралью христианства? Впрочем, попам все равно терять было нечего: в то время как страна изнемогала под тяжестью непомерно высокой дани, церковь пользовалась привилегиями и неприкосновенностью, более того, духовенство само прилагало все усилия, чтобы наладить хорошие отношения с ордынцами.
Церковные деятели с гордостью ссылаются на отсутствие инквизиции в России, что же, факты — вещь упрямая. Во времена подъема еретического движения (XV-XVI вв.), которое могло бы превратиться в русскую Реформацию, церковь требовала сжигать инакомыслящих и даже ссылалась на европейский опыт, но, поскольку Иван III возражал против столь радикальных мер, все поначалу ограничивалось ссылкой и заточением, тем не менее единичные случаи аутодафе имели место быть (после Московского церковного собора 1504 г.).Поставить дело на поток помешала лишь насильственная секуляризация, проводимая сначала Иваном IV, а затем Петром I, так что отсутствие в России инквизиция — заслуга вовсе не православного духовенства.
В тот период, когда авторитет церкви в глазах народа пошатнулся, был найден крайне оригинальный выход: началась массовая фабрикация святых, призванная укрепить престиж того или иного монастыря, в которых, между прочим, по свидетельствам очевидцев-европейцев, царил разврат в лучших традициях Содома и Гоморры. На Стоглавом соборе пришлось ввести даже должность протопопа для слежки за духовенством, впрочем, монахам также вменялось в обязанность доносить на надзирателя непосредственно епископу (вам это ничего не напоминает?). Этот же злосчастный для Руси Стоглавый собор ввел церковную цензуру, строгие каноны в искусстве, что впоследствии отрицательно сказалось на русской культуре, полный запрет на всякую светскую литературу (конечно, в Европе список запрещенной литературы имел хождение вплоть до середины XX века, но такого размаха не было даже при Торквемаде), а также повелел пресекать все попытки контактов с иностранцами. Как результат — Петру пришлось буквально прорубаться в Европу.
Во время Смуты православная церковь явила себя в самой милосердной своей ипостаси: когда умирающий от голода народ ел траву и опускался до каннибализма, монастырские запасы оставались нетронутыми, духовенство вовсе не отказывала себе в пище телесной, а та милостыня, что раздавалась нуждающимся, не составляла и тысячной доли церковных богатств. Каким образом подобные поступки людей, давших клятву помогать всем сирым и убогим, повлияли на русский национальный менталитет и отношение к властям — равно светским и духовным — прекрасно известно всем.
XVII век вообще был переломным для отечественной культуры, поскольку именно тогда тишайший Алексей Михайлович решил на практике воплотить идею о «третьем Риме» (великодержавные замашки всегда стоили России большой крови), начал же царь с присоединения Украины. С одной стороны — огромный плюс, поскольку Украина являлась периферией европейской культуры, наука, образование, равно духовное и светское, в общем, все то, от чего добровольно отказалась Русь, на новоприобретенной территории находились на высочайшем уровне. Впоследствии благодаря именно украинцам стало развиваться русское светское образование, они же подготовили почву для реформ Петра. С другой стороны, присоединение Украины послужило причиной обрядовой реформы, вызвавшей в свою очередь, раскол русского народа на «старообрядцев» и «никониан». Так Россия получила первый опыт преследования своего же населения по идеологическому признаку, преследования, сопоставимые с инквизицией по жестокости и размаху, именно эти репрессии против инаковерующих послужили подготовкой к сталинскому террору, поскольку за долгие годы гонений, официально прекратившихся лишь в 1905 году, общественное сознание привыкло к делению на «своих» и «чужих», с которыми церемониться не следовало. Уничтожались и предметы материальной культуры: «неправильные» книги, иконы, церковные здания, только в 1914 году в переплавку было сдано 42 пуда серебряной церковной утвари. Большевики получили достойных учителей.
К XVIII веку полностью завершилось огосударствление церкви, она превратилась в политическую силу, состоящую на службе у правительства, причем выполнявшую исключительно грязную работу, которая нередко противоречила православным религиозным убеждениям. Церковники не гнушались исполнять шпионские и полицейские функции, нарушая даже тайну исповеди, ведь им за это платили: несмотря на заявления некоторых церковных авторов, секуляризация не была полной, к тому же архиерейские дома и монастыри получали штатные ассигнования. Выступая в классическом амплуа душителя науки, православная церковь препятствовала распространению в России идей Коперника, Синод пытался пресечь деятельность Ломоносова, полицейские в рясах непосредственно участвовали в расправах Тайной канцелярии, а затем и Тайной экспедиции с вольнодумцами из народа, церковные цензоры мешали популяризации не только зарубежной, но и отечественной просветительской литературы.
Однако церковь оказалась неблагодарным чиновником — уже после первого же кризиса 1905-1907 годов православные «либералы», пользуясь ослаблением центральной власти, потребовали свободы и независимости от государства, когда же самодержавие смогло решить часть назревших проблем, церковь, словно блудная жена, вернулась к исполнению своих обязанностей: под ее эгидой и духовным руководством создавались черносотенные формирования типа «Союза русского народа», которые делали ставку на экстремальные националистические выверты непознаваемой русской натуры, помноженные на «единственно правильную» духовность.
Февральская революция была встречена в различных слоях православной церкви по-разному. Верхушка, опасаясь за свое будущее, выжидала, а рядовое духовенство надеялось воспользоваться ситуацией и добиться-таки усиления своей роли в государстве. Что характерно, в защиту царя, которого церковники сейчас возжелали причислить к лику святых, не высказался никто.
Вместо того, чтобы тесно сотрудничать с Временным правительством, помогая стране выйти из кризиса, церковь выдвигала явно амбициозные претензии, в очередной раз доказывающие, что на самом деле всегда волновало русское духовенство. Я не отрицаю — среди деятелей церкви действительно были достойные люди, но лишь постольку, поскольку в каждой бочке дегтя непременно присутствует ложка меда.
Что касается революции 17 года, то и здесь «святые отцы» поначалу попытались извлечь для себя определенную выгоду из ситуации, однако столкнувшись с директивами о разделении церкви и государства, а также с национализацией церковного имущества, резко встали по другую сторону баррикад. Вся ирония судьбы состоит в том, что православная церковь, пускай и косвенно, сыграла свою роль в становлении «диктатуры пролетариата», а позднее — тоталитарной системы. Вообще, тоталитаризм — явление весьма сложное, к нему прибегают страны «догоняющего» развития как к наиболее быстрому способу модернизации, но для складывания подобного рода системы нужны объективные предпосылки, которые в России, безусловно, были. Я не стану перечислять их все, отмечу только, что столь быстрое превращение человека в винтик государственной машины невозможно без определяющего влияния православия, которое, в отличие от католицизма и протестантизма, тормозило процесс индивидуализации в российском обществе и не создавало стимулов для создания правового государства, основанного на принципах плюрализма и разделения ветвей власти. Ключевым словом для русских всегда являлось не личность, но община, только государство и признавалось высшей ценностью, а не каждый отдельный человек, оно имело право казнить и миловать, поскольку получило это право непосредственно от Бога, и значит, в России не могла возникнуть теория «общественного договора». Присущее тоталитаризму появление харизматического лидера также было во многом подготовлено православием — согласно «божескому намерению» единоличный правитель необходим, «блаженство рода человеческого» требует, чтобы «различные и несходные части были соединены в одной главе». Русские очень легко приняли единую идеологию, так как были заранее готовы к этому: несмотря на видимую демократичность соборного управления, строгая иерархичность католицизма допускала больше отклонений о заданной идеологии, поскольку монолитность самой организации государственной и духовной жизни обеспечивалось продуманной системой подчинения низших высшим, в России таким цементирующим началом была догматичность веры. Неспособность самостоятельно мыслить, слепое подчинение любым постановлениям власти, даже если они явно неверны, покорность государственной машине — вот те составляющие русского менталитета, позволившие растянуть агонию тоталитаризма на долгие годы, стоившие стране миллионов жизней и лучших умов, составляющие, вина за формирование которых лежит исключительно на церкви как организации и на православии как системе ценностей.
В настоящий момент идет реанимация православия, церковь поддерживается не только государством (что, кстати, несколько противоречит закону о свободе вероисповедания), но и криминальными структурами, получившими возможность беспрепятственно отмывать деньги через религиозные учреждения, как известно, освобожденные от уплаты налогов, политическими организациями националистического толка, которые, несмотря на явную профашистскую ориентацию, в качестве идеологической опоры выбирают православие.
Верить в бога стало модным, подобные всплески религиозности часто случаются на рубеже веков, сейчас они подкрепляются постулатом о том, что в наш техногенный век возвращение к духовности обязательно, ибо последствия очередного прорыва в науке могут оказаться катастрофическими для экологии. Слова красивые и кажутся правильными, особенно — если забыть какая такая вера повинна в антропоцентризме современного человечества: согласно христианским канонам люди созданы по образу и подобию бога, являются лучшими его творениями, более того, бог отдал им Землю в безраздельное владение, отсюда следует закономерный вывод — человек имеет право как угодно издеваться над планетой.
Все российские проблемы переходного периода прямо или косвенно вытекают из особенности русского менталитета, исковерканного христианством, так как сейчас стране нужна активная, самостоятельно мыслящая личность, осознающая свою ценность и право бороться за собственную самореализацию. Но такая личность не может возникнуть на пустом месте, особенно когда так сильны призывы вернуться в прошлое — коммунистическое или православное, кому как нравится.
Некоторыми популистами, разделяющими идею о «третьем Риме», пропагандируются идеи об особенном пути России, отличном от прочих, в итоге положительный опыт Запада не используется под предлогом того, что для русских капитализм не подходит, при этом забываются объективные законы экономики, которые действует независимо от страны и времени, а между тем реформы необходимо все же проводить, и опираться следует на науку, а не на досужие вымыслы.
Государство должно забыть о своей исключительной роли и самовластности, ведь оно создавалось изначально с одной единственной целью — создать наиболее благоприятные условия для граждан, его составляющих, поэтому в нормальной стране чиновник обязан служить не себе, а народу, и добиться этого возможно не угрозой наказания, но определенным воспитанием, отличным от православного с его идеей «власть — от бога». Практически все реформы не находят всеобщей поддержки не столько потому, что никто не понимает их сути или не имеет достаточной информации, нет, просто в русской традиции относиться с подозрением к любым инициативам власти, что неудивительно, ведь доверие было подорвано не столько самой деятельностью государства, сколько тем одобрением, которое церковь выказывала любым правителям, вне зависимости от степени их нравственности (интересно, почему мы ничего не слышали о православных мучениках времен коммунизма?). Даже самая что ни на есть власть от бога — церковная — была ничем не лучше светской, о каком таком доверии власти вообще может идти речь…
Ханжеская христианская мораль также наносит огромный вред обществу не только с психологической точки зрения, я даже не буду упоминать о сотнях браков, распавшихся из-за сексуальных проблем, под давлением православных и отчасти постсоветских комплексов в стране не принимаются необходимые законы о сексуальном воспитании в школах, в результате однобокий подход к проблеме взаимоотношения полов, формирующийся на основе информации, преподнесенной непрофессиональными источниками, становится причиной не только дисгармоничного развития личности, но и оказывает определенное влияние на демографическую ситуацию. Тысяч абортов, приводящих к бесплодию, вполне можно было бы избежать, проводись соответствующие государственные программы, которые в Думе проваливаются едва ли не в первом чтении. Экологическая обстановка стала такова, что скоро, вполне вероятно, прийдется вводить генетический контроль и разрабатывать евгенические программы, но как к этому отнесется православная церковь — ясно всем, между тем иного выхода выжить как нации у россиян может и не оказаться.
Пренебрежительное отношение к собственной культуре и науке вообще также во многом обусловлено именно православием.
А тем молодым людям, что так охотно маршируют под православными знаменами, я хочу напомнить, что самые кровавые преступления в истории человечества совершались во имя «единственно правильной, истинной» веры, не важно, в бога ли, вождя или идею. Гоните от себя прочь того, кто скажет вам, что знает лучше вас, как надо жить, и имеет право решать за вас, что лучше делать на основании «правильной» веры, потому что вера — лучший способ разделить людей на «своих» и «чужих», а затем перестать видеть в «чужих» людей, только еретиков, раскольников или классовых врагов, убивать которых — не грех и не преступление. Национализм расцветает пышным цветом и в относительно сытой и благополучной Европе, мне страшно даже представить, что может случится с и так до предела озлобленной Россией, если православные идеологи найдут врага, виноватого во всем, и скажут «фас». И таком врагом может стать кто угодно — евреи, чеченцы, американцы, китайцы или просто инаковерующие. Например, религиозные секты, виноватые в том, что бог отвернулся от страны, потому-то у России ничего не получается.
Православная церковь под предлогом разгула религиозных сект требует изменить или отменить вовсе закон о свободе вероисповедания, но при рыночной экономике, во-первых, конкурировать надо честно, а во-вторых, проблему такими методами не решить. Люди обращаются к разного рода астрологам, магам, шаманам, приходят в секты из чувства незащищенности, порожденного сложной обстановкой, поэтому решать необходимо экономические проблемы, а не идти на поводу у православной церкви.
Россия почти всегда была и остается империей, населенной множеством народностей со своей верой и обычаями, поэтому ортодоксальное православие, нетерпимое к чужим религиям, для страны не подходит, осуществить культурный и идейный синтез может помочь принципиально новая идеология, скорее всего свободная от любых «божественных откровений», поскольку только при таком условии она станет универсальной.
Неправильно смотреть на человека как на социально опасное существо, сидящее на поводке из десяти заповедей, которое сразу же кинется убивать, грабить и насиловать, стоит лишь этот поводок убрать. Люди, в конце концов, имеют разум, установивший определенные законы человеческого общежития, и все подчиняются таким правилам, поскольку они способствуют выживанию homo sapiens как вида. Если кому-то в дополнение необходимы еще и заповеди или бог в качестве высшего утешения, никто не будет ему мешать, но насаждение православия «сверху» посредством радио, телевидения и газет противоречит правам человека, а значит, является недопустимым, кроме того, восточная ветвь христианства непременно вступит рано или поздно в противоречие с «идеологией модернизации», которую необходимо выработать и внедрить в массы для успешного проведения реформ. Будущее России — за новыми идеями, в рамки которых обветшалое православие не вписывается.