Преподобная Нэнси Вильсон. Богословское учение о сексуальности: квир-интерпретация

Неразборчивое гостеприимство как дар квиров

Гостеприимство, как я уже говорила ранее — это духовный дар, который явно связан с «необычными», «квирами». Между лесбиянками и геями есть большие различия в этом смысле, но я думаю, что эта идея верна по отношению к обоим сообществам. Один из стереотипов насчет мужчин-геев говорит, что они сказочные повара и устроители чудесных вечеринок. Возможно, эта связь между гостеприимством и геями так же проста, как и понятие «чувствительности квиров»: любовь геев к элегантности, гостеприимству, как виду искусства. Конечно, есть мужчины-геи, которые являются разгильдяями, не умеющими готовить и украшать, или накрыть великолепный стол, но похоже, что у непропорционально большого числа из них есть склонность к гостеприимству такого рода. Это культурные и исторические корни, которые отследила Джуди Гран и даже назвала нас «транс-людьми», людьми, принадлежащими обоим полам. Наша миссия отчасти в том, чтобы быть посредниками между разными культурами. Евнухи в давние времена, как мы помним, были придворными чиновниками,  при этом многие из них были геями и одновременно ответственными за дворцовое гостеприимство.

Недавно в Англии я говорила с геем, который был дворецким высокопоставленного члена парламента. Он сказал мне, что королевская семья предпочитает геев в качестве дворцовых служителей, потому что они считаются лучшими в оказании гостеприимства любого вида. Почему этот квир-стереотип сохраняется в течение тысячи лет? Такие слова подобны хождению по острию бритвы: выражаясь о характеристиках гомосексуальности понятиями эссенциализма, можно просто укрепить стереотипы. Использование даже нейтральных или положительных стереотипов может привести к опасным политическим последствиям.

Когда я думаю о лесбиянках и лесбийской культуре, я думаю о совместных трапезах и легком течении работы, о подготовке, еде и доме, сексе и друзьях. Для лесбиянок гостеприимство редко бывает формальным. Оно текучее, совместное, легкое, такое, в которое все вносят свое и предъявляют мало претензий на владение конечным «продуктом». Кроме того, ему свойственны проницаемые границы, которые включают родителей и детей, других членов семьи, а также бисексуальных людей и мужчин.

Возможно, опыт изгнания или исключения из наших семей и домов (даже если со временем мы примиряемся с ними и этот раскол исцелен) делает нас более открытыми и готовыми приглашать и принимать друг друга в наши дома, кухни и комнаты, и иногда — спальни. Возможно, наша нужда и одиночество сделало нас почти «неразборчивыми» в нашем желании предоставить гостеприимство. Став исключенными изгоями, мы захотели включать людей полностью.

(…) Многие геи и лесбиянки сознательно создают климат гостеприимства в своих домах или организациях. Они делают это в качестве подарка, как образ жизни. И я не имею в виду, что гетеросексуальные люди не делают этого. Но есть что-то в том, чтобы быть «расстроенным» общепринятым конструктом, представлениями о семье, и открыть для себя возможность и желание разобрать (деконструировать) и перестроить (реконструировать) этот аспект наших жизней. На самом деле, в наше время, когда гетеросексуальным людям приходится иметь дело с родственниками более чем из одного брака, или разведенным родителям приходится составлять «график» отпусков со своими детьми — иными словами, теперь, когда гетеросексуальные семьи становятся все более сложными, они все больше и больше начинают походить на семьи геев и лесбиянок!

ТЕЛЕСНОЕ ГОСТЕПРИИМСТВО

Сама Библия пишет о человеческом теле как о «храме» духа. Наши тела — это наш дом. Наше тело как таковое есть жилище, местоположение нашей идентичности.

В произведении «Люди оленьего края» (People of the Deer) Фарлей Моват описывает свой опыт жизни с коренными канадцами, которые охотятся на исчезающий вид оленей карибу. Он жил с ними некоторое время и в первое время был недоволен жилищами, которые они строили. Они были кочевниками. Мовату их жилища казались хлипкими и неудобными. Ему на ум приходило столько идей по их усовершенствованию! Постепенно до него дошло, что эти убежища были выстроены таким образом, потому что они не являлись как таковыми домами для этих людей. Убежища служили только укрытием от жестоких ветров, дождя или снега, но настоящими убежищами или домами коренных канадцев были их собственные тела, укрытые оленьими шкурами. Их одежда была тщательно сделана и давала им всё необходимое укрытие. Их тела были отточены, закалены и приспособлены к их насущной необходимости в тепле и защите. Они несли свои дома с собой и в себе, в своих собственных телах таким образом, что это сделало наш взгляд на дом как строение неуместным.

Некоторым из нас трудно отождествлять себя со своим телом или воспринимать наши тела как наш дом. Между нами и нашими телами есть ужасная потеря связи, как будто наше тело — это вещь, с которой надо обращаться так, будто мы не есть наши тела или, по меньшей мере, мы не находимся в нашем теле.

Обитание в наших телах/ жилищах

На самом деле наши тела и есть жилища. Я думаю об этом, например, когда задумываюсь о предназначении и важности нашей кожи. Наша кожа одновременно имеет несколько функций. Это первый элемент иммунной системы нашего тела, который предохраняет нас от бактерий, заболеваний, инфекций. Одновременно это один из органов, которым мы ощущаем одно из пяти чувств – осязание. Наша кожа также является важным участником в системе наших сексуальных реакций. Это средство, при помощи которого мы прикасаемся и чувствуем прикосновения других. Нам постоянно приходится истолковывать разумом и сердцем значение тех способов, посредством которых мы касаемся других и другие прикасаются к нам. Наша кожа является местом скопления эрогенных зон, местом, которое таинственно и сильно связанно с нашей сексуальностью. Наша кожа также является первой характеристикой, идентифицирующей нашу расу. Наряду со знаками нашего гендера, кожа становится наиболее политизированным компонентом нашего тела.

Таким образом, наша кожа символизирует и воплощает одновременно наш иммунитет и уязвимость (физически и политически).

Это было очень ярко выражено в опыте людей, живущих со СПИДом. (…) Внезапно кожа вместо того, что бы быть органом безопасности и защиты, стала врагом. Она становится причиной страдания, боли, вторжения и даже смерти.

Люди, живущие со СПИДом, по разному реагировали на этот опыт. Некоторых это раскрыло и помогло стать более уязвимыми эмоционально. Другим пришлось удвоить свою эмоциональную защиту.

(…) Сексуальность также содержит в себе этот парадокс, особенно в век СПИДа. Сексуальность может быть мощным способом самовыражения, силы, желания и удовлетворения нужды в контакте с другими людьми. Но одновременно она может быть способом испытать стыд и злоупотребление, разочарование, одиночество, навязчивые мысли, насилие.

Это физически наглядный способ, посредством которого мы познаем парадоксы жизни: жить означает рисковать, даже самой жизнью! Иисус всё время говорил парадоксальные вещи, как например: чтобы спасти свою жизнь, сначала ты должен её потерять! Мы, христиане, считаем, что умерев, Христос дал нам дар вечной жизни. Я однажды услышала, как кто-то дал очень упрощенное объяснение воплощению: Иисус — это Бог в коже. Это Бог в человеческой плоти и уязвимости, который рискнул самим Собой.

Тот Иисус, который сказал, что он хочет быть отождествлен с «малыми сими», сегодня болен СПИДом, в том числе саркомой Капоши, и угрожающим жизни псориазом кожи, которая содержит Божество.

Телесные различия: политика владения

Интересно сравнивать различия в наших телах с различиями в наших домах.

У некоторых из нас есть дома. И у нас есть ощущение, что мы можем их контролировать: мы можем их украшать, переделывать, улучшать, пренебрегать или обставлять мебелью как нам угодно. Также некоторые осознают свои тела как то, в отношении чего у нас есть определённые намерения. Мы считаем, что мы можем контролировать свой вес, прическу, форму и так далее.

Другие из нас не верят, что наши тела принадлежат нам. Многие дети, возможно. даже большинство детей, живут с ощущением, что они в конечном итоге не имеют полного контроля над своим телом. Родители или опекуны, дети постарше или другие взрослые иногда, похоже, «владеют» ребенком или его/её телом. Иногда это происходит вроде бы с добрыми намерениями, например, чтобы защитить, в  других случаях — для того, чтобы эксплуатировать ребенка. Многим детям приходится бороться за личное пространство, за ощущение наличия границ или даже за понимание того, что их тело на самом деле принадлежит им, а не является чьей-то “собственностью”.

Многие родители считают, что в каком то роде дети принадлежат им, таким же образом как им принадлежат тела их животных или растений. (…) Многие женщины чувствуют себя так, как будто их тела принадлежат их отцам или мужьям и как будто они не могут совершать независимый выбор по отношению к своему телу. Для других отсутствие этого владения своим телом менее очевидно. Оно выражено просто как желание удовлетворить другого – супруга или любовника. (…) Мужчины поступают таким же образом, но в меньшей степени.

Иногда люди сдают свои тела «в аренду», «напрокат». Есть женщины, которые сдают свои тела в целях воспроизводства, как, например, в случае с суррогатным материнством. Есть и другие, которые менее официально, но, тем не менее, делают это – те, кто обменивает свои тела на жилище, еду, одежду, тепло, любовь, зависимости, деньги.

(…) Будучи детьми, подростками, а потом и молодыми людьми, мы находимся в поисках ощущения идентичности и независимости по отношению к своему телу, в поисках самих себя – физически, мысленно, эмоционально и даже духовно. Что для нас значит, на самом деле, иметь ощущение контроля над своим собственным телом? Для женщин это достаточно специфический вопрос, связанный с тем, что мы потенциально можем «поделиться» своим телом в процессе зачатия и рождения. Вся дискуссия вокруг абортов сводится к праву женщины определять, будет или нет её тело использовано, чтобы приютить эмбриональную жизнь другого человеческого существа. Быть беременной — это очень мощный и единичный опыт телесного гостеприимства. Что значит поделиться внутренностями своего тела, своей едой и кровью, энергией и каждой минутой ежедневно, на протяжении 9-ти месяцев, с кем-то, кого ты даже ещё не знаешь? Как это влияет на твоё видение своего тела, на понятие гостеприимства в целом?

Как наши ощущения от пребывания дома или вне его в наших телах влияют на то, насколько мы способны делиться своими телами, когда мы хотим или нам нужно это сделать?

(…) Некоторые женщины, у которых мало поддержки и ресурсов, денег, семьи, друзей или надежды, бывают чрезвычайно смелыми в попытке позаботиться о своих телах каким-то новым образом. (…) Также некоторым женщинам требуется смелость, чтобы признать тот факт, что они недостаточно подготовлены для того, чтобы поделиться своим телом с другим в какой-то конкретный момент их жизни, и что сказать честное «нет» сейчас может означать более здоровое и мудрое «да» позже.

(…) Большая часть моего служения, а также служения МСС, на протяжении многих лет была посвящена семьям геев, лесбиянок, бисексуалов в трудные для них времена. Иногда, как и в любой семье, взрослые, которые с трудом заботятся о себе, пытаются растить и воспитывать детей. Общины МСС зачастую действуют, как и любая другая большая семья: они помогают праздновать победы и вытягивают друг друга из беды. Кризисы в семьях геев и лесбиянок зачастую усугубляются сложностями, связанными с камин-аутом и самооценкой, а также с попытками быть здоровыми и целостными личностями в наших телах, умах и духе, будучи геями и лесбиянками.

ГОСТЕПРИИМСТВО КАК ОСНОВА БИБЛЕЙСКОЙ ЭТИКИ

Гостеприимство было чрезвычайно важно в пустынной культуре, особенно кочевой. В библейские времена, если вам приходилось путешествовать куда-нибудь на Ближним Востоке, вы во многом зависели от доброты, в равной мере незнакомцев и знакомых. Вам приходилось хорошо обращаться со своими попутчиками, потому что вы могли нуждаться в них сами в будущем. Люди по-настоящему понимали уязвимость и хрупкость жизни в пустынном климате. Быть негостеприимным было аморально. Поступать так означало нарушить основное обязательство быть человеком и частью общества.

Это одна из причин, по которой истории Содома и Гивы записаны в Библии. Эти истории о насилии над незнакомцами, которые просили убежища.

Сексуальное насилие над кем бы то ни было — незнакомцем, другом или членом семьи — это грубейший вид негостеприимства. К сожалению, в наши дни сексуальное насилие широко распространено, и это знак этического упадка человеческого общества. Это не проблема гомосексуальности в первую очередь. Это человеческая проблема. Это результат отчуждения от наших собственных тел, а также тел других людей.

Иисус пришел из традиции пустынного гостеприимства. Будучи человеком, который на протяжении своего служения был постоянно вне собственного дома, он зависел от гостеприимства других, чтобы выжить.

Иисус знал, что означает предоставить и получить гостеприимство. Он знал, каково быть гостем: люди постоянно приглашали его на ужин! Он почти никогда не готовил; может, потому что это не было его даром, и он знал это. Может быть, другие готовили для него, потому что он умел оценить чужую стряпню. Также он был отличным собеседником. Он приводил с собой интересных людей на ужин и ел в заведениях разного класса: от самых фешенебельных до самых скромных. Ужин и застолья всегда были хорошим поводом поговорить о его страсти — природе Бога и Божьей любви, о том, как жить в любви и гармонии с ближним.

В качестве гостя он был уязвим и зависим от добродушия других во всем, что касалось еды и питья и, предположительно, ночлега, если не кровати как таковой. Возможно, ему приходилось есть пищу, которая была не из лучших, и ютиться в не самых подходящих помещениях. Ему также приходилось справляться с отношением людей, которым не нравились женщины и мужчины, с которыми он проводил своё время.

Иногда ему было трудно установить границу. То, что он зависел от других в вопросах еды и питья, а также ночлега, иногда означало, что эти люди пытались навязать ему что-то. Как может кто-то, не имеющий собственной комнаты, получить немного уединения? Библия говорит, Иисус уходил в горы помолиться, или иногда друзья и ученики на лодке перевозили его на другую сторону озера. Но даже там ему зачастую не давали покоя.

Но Иисус был не только гостем. Он также предлагал свой собственный вид гостеприимства. Он открыл самого себя, своё сердце, своё тело. Он приглашал людей задавать свои вопросы, прикасаться к нему. И они так и делали. Он предлагал им испытать его и посмотреть, соответствовали ли его слова его делам. Он даже предложил им бросить ему вызов и критиковать его, что они и сделали.

Последняя Вечеря — единственный ужин, на котором, похоже, Иисус принимал гостей. Он делает приготовления для ужина вместе со своими друзьями и учениками. Мы можем предположить, что другие готовили еду и подавали её, но Иисус каким-то образом сделал так, чтобы этот ужин произошел. И толкование этого ужина есть очень мощный опыт телесного гостеприимства.

Иисус растолковал Пасху ученикам во время этого ужина, который он давал. Иисус связал историю избавления евреев из рабства со своей собственной жизнью, служением и смертью. Иисус предложил новый способ воплотить свободу всем вместе ради исцеления мира в своей новой возлюбленной общине евреев и язычников, рабов и свободных, мужчин и женщин. Более того, они гости Спасителя. Он кормит их буквально, в то же время как он питает их духовно. Он использует для этого еду и ужин как символ их отношений сейчас и в будущем. На самом деле он просит их думать о нем в будущем каждый раз, когда они будут вместе есть, каждый раз, когда они едят хлеб и пьют вино. Символы, которые Иисус выбрал для себя, очень провокационные, чувственные и проникнуты образом гостеприимства.

Иисус предлагает своим гостям вкусить его, реальность его жизни и смерти, учения и бытия. Впитать его целительное присутствие. Это очень рискованный образ. В то время, как и в любое другое, он рискует быть увязанным с каннибализмом. Но мы не кормим телом мертвого Христа во время причастия. Нам предлагают вобрать его в себя не как мертвого мученика, но как воскресшего победившего Спасителя. Нам предлагают есть и пить нескончаемые запасы божьей энергии, которая воплощена в теле Христовом. Эти образы также очень сексуальны в несексуальном контексте. Они сексуальны в положительном смысле: речь идет о телесном гостеприимстве Христа по отношению к нам. Отдавать себя физически, духовно и эмоционально связано с сексуальностью в широком понимании этого слова.

То, что нам всегда запрещали видеть что-либо в жизни Христа как сексуальное — результат нашего собственного извращенного видения сексуальности. Если сексуальность — это дар, то тогда Иисус обладал им, испытал его и разделил его. Чем больше я живу и чем больше я исцеляюсь от сексуальной фобии и сексуальной одержимости нашей культуры и религиозной культуры в частности, тем больше я вижу лишенного сексуальности Иисуса как трагедию (иногда комичную трагедию), если не ересь. Представить себе Иисуса 33-х лет в качестве девственника без сексуальных желаний, вожделений или опытов означает лишить его человечности. Я знакома и была близка с людьми, которые избрали безбрачие. Ни один из этих людей никогда не заявил, что он или она не имели сексуальных чувств, желаний или опытов.

Похоже, что секс — единственный человеческий опыт, в котором мы настоятельно отказываем Иисусу, как будто “божья полнота” и человеческая сексуальность не могут ужиться в личности Иисуса или в любом из нас. Как будто мы не смеем зайти за “таинственные границы”, соединяющие сексуальность и духовность во Христе. Это бы объяснило, почему христианство не смеет исследовать эти связи в нас самих.

Только кто-то настолько уязвимый, как Иисус, мог по-настоящему дарить. Я считаю, что Иисус разделил дар человеческой сексуальности очень проникновенным, милым, метафизическим образом во время последней вечери. Он предложил своим последователям быть с ним в постоянной связи посредством телесных символов принятия и дарения. Он готовился к последнему акту гостеприимства — своим собственным страданиям и смерти ради них, ради Бога, ради целостности миссии. Он был готов отдать своё тело и дух на страдания и боль, на жертву ради возможности воскрешения.

Сексуальность, незнакомцы и телесное гостеприимство

Если моё тело — мой дом, тогда решение разделить моё тело с другим человеком очень похоже на решение поделиться с кем-то моим домом. Этот процесс включает в себя сильное ощущение или понимание того, что значит ответственность за мой дом. Мне нужно работать над развитием чувства моей идентичности как тела или самого себя, включая чувства владения и ответственности за мое тело.

Некоторые из нас нуждаются в мощном исцелении от того, как мы были отчуждены от наших тел, или от того, что с нами случилось, только для того, чтобы получить ощущение независимости для нашего тела как самих себя.

Я думаю, что делиться собой сексуальным образом означает принимать и давать телесное гостеприимство. Гостеприимство вполне может действовать как вспомогательная метафора для этичных сексуальных отношений, которые уважительны по отношению к себе и другому.

Делиться с кем-то своей сексуальностью буквально означает дать место кому-то внутри нашего тела и на пространстве вокруг него. В большинстве форм сексуальной близости мы буквально входим в тела друг друга каким-то образом. Либо посредством поцелуев, особенно глубоких, либо посредством различных форм проникновения или объятий или поглаживаний, игривых или страстных. Таким образом, мы входим в самую интимную и защищенную сферу тел друг друга. И, используя фразу из сферы предотвращения ВИЧ-СПИДа, которая сделала настолько клинической природу сексуальной активности, мы зачастую “обмениваемся телесными жидкостями”. Эти жидкости произошли из нас, мы произвели их и они являются ещё одним способом, посредством которого мы сходимся друг с другом телами.

(…) Как мы “платим”, чтобы удовлетворить свои потребности, как мы продаем себя, и как наши страхи и отсутствие контроля над страхом принимать и дарить любовь и близость делают из нас недееспособных любовников и друзей?

Страх перед незнакомцами

Мы живем в культуре, которая проникнута страхом перед незнакомцами, и это небезосновательно. В отличие от культуры, в которой жил Иисус, мы не считаем себя ничем обязанными незнакомцам. Незнакомцы не являются потенциальными соседями. Они потенциальные убийцы, грабители, насильники. Мы не видим себя в качестве незнакомцев, даже являясь таковыми. Незнакомцы означают неприятности, они опасны.

(…) Мы думаем, что мы можем доверять незнакомцам в определенных ситуациях, и тогда они, возможно, не будут полными незнакомцами для нас. Для детей, особенно для маленьких, почти каждый — незнакомец. Когда мать берет своё дитя первый раз на руки, знакомы ли они? В каком-то роде они знали друг друга на протяжении нескольких месяцев. (…) В другом смысле они встречают друг друга в первый раз.

Мы приходим в этот мир, проведя наши первые девять месяцев внутри другого тела, будучи зависимыми от чьего-то гостеприимства. Не является ли наша сексуальность на самом деле хотя бы частично желанием возобновить эту тесную взаимозависимость, этот первый опыт жизни внутри другого, безопасного и желанного (возможно)? Как и каким образом этот опыт влияет на нашу сексуальность? В то же время все дети появляются на свет как незнакомцы. Этих незнакомцев мы почти совсем не боимся, потому что они совсем малы. Но некоторым молодым родителям очень страшно перед лицом потребностей, требований и реальности этой новой странной маленькой жизни. Нам приходится знакомиться со своими детьми. У них своя собственная личность, своя собственная уникальность. Мы не можем предполагать, что мы знаем их.

(…) На протяжении всей недели незнакомцы звонят в нашу церковь в поисках информации, напутствия, консультирования и помощи. Самый впечатляющий опыт люди переживают, приходя в церковь и почувствовав себя желанными гостями, даже незнакомцы. Я вспоминаю двух молодых людей, которые позвонили в отчаянии, потому что у них умер друг. Одна из “церквей сообщества” (не МСС) на их улице, в густо населенном геями квартале, сказала им, что они не допускают незнакомцев в свою церковь. Мы же не только позволили им воспользоваться нашей церковью, но также сделали это бесплатно. Мы помогли им всё приготовить, а потом убрать, и дали им помощников. Это стало началом очень важных отношений с этими двумя мужчинами.

Пасторам в МСС приходится иметь дело с подобного рода вопросами. Нам нужно быть разумными, но также зачастую нам приходится рисковать и принимать незнакомцев. Я была в домах многих умирающих людей. Иногда я шла туда одна, иногда с другими членами церкви. Я почти никогда не думаю о своей собственной безопасности. Я думаю о том, как помочь, не будучи слишком навязчивой, и что означает войти в чей-то дом в первый раз по причине того, что они сами, или их любимые, друг или сын умирают.

Я также встречала незнакомцев, которые пришли к нам, потому что они были влюблены и хотели пожениться, получить благословение, крестить или посвятить ребёнка.

Опыт пребывания в открытой церкви состоит в том, чтобы приглашать незнакомцев в наш круг дружбы, любви и принятия. В то же время это настолько противоречит всему тому, чему учит нас наша культура: страху перед незнакомцами.

Процесс превращения незнакомцев в друзей — это один из самых фундаментальных человеческих опытов. Иисус снова и снова говорил о том, как мы сами можем оказаться в нужде однажды, и нам бы хотелось, чтобы незнакомцы вели себя с нами так, как если бы они были нашими ближними (добрый самаритянин, Лука 10: 29-37). Иисус провел свою жизнь и служение, прикасаясь к другим людям и позволяя незнакомцам прикасаться к себе. Некоторые из них полюбили его, последовали с ним, заботились о нем, кормили его, умастили и глубоко тронули его. Другие из них предали и отреклись от него, побили и распяли его. Некоторые незнакомцы отвергли его предложение, включая одного незнакомца, про которого сказано, что Иисус любил его. Это немного необычно — сказать, что можно любить незнакомца, но так было сказано об Иисусе. Что он любил в этом человеке? Это был кто-то, у кого было всё, но он был неудовлетворен и страстно желал более глубокой связи с Богом. Отождествлял ли Иисус себя с этим молодым человеком в его поисках, в его желаниях? Было ли у него какое-то мистическое чувство связи или единства в этот момент?

Меня привлекали некоторые незнакомцы в моей жизни. По разным причинам, возможно, и Иисус был привязан к чему-то в этом человеке и назвал это Любовью. Я тоже чувствовала иногда, что я любила незнакомцев. Иногда я это испытывала, когда люди приходили на причастие в МСС. Люди, которых я никогда раньше не видела, чьих имен я не знаю. Они приходили ко мне за причастием, чтобы разделить кровь и тело Христовы — самое сокровенное из всех христианских таинств. Я ничего не знаю об этих людях или о том, что привело их к столу или к этому обряду.

Зачастую, если я не узнаю людей, которые приходят причищаться, я спрашиваю их имена. Я начала это делать очень давно. Я подумала, что это важно, особенно для геев и лесбиянок — услышать свои имена во время причастия, в то время как они получают тело Христово, чтобы они знали, что оно предназначено им, и что Бог и я хотим их видеть или знать хотя бы их имена. Иногда кто-то может выглядеть особенно встревоженным и нуждающимся. И тогда я спрашиваю, не нужна ли ему особая молитва по какой-либо причине.

Люди приходят к причастию очень уязвимыми эмоционально и духовно. Они автоматически верят, что подающим людям можно доверять, что они знают, что им нужно делать и не только не навредят, но и будут служить им. Иногда они получают больше, чем они просили, и я уверена, что иногда они получают меньше.

Причастие с незнакомцами — очень важная часть воскресной службы и каждодневной церковной жизни. Я думаю о том, что для меня значит молиться о незнакомцах, прикасаться к ним, кормить их, иногда обнимать их, называть их по имени. И чаще всего я ловлю себя на том, что люблю их большей любовью, чем могла бы дать сама. Я знаю, что это Божья любовь, которая проявляется через меня. Это очень волнующий и чудесный опыт, когда незнакомец расположен принять эту любовь от меня.

Одновременно этот опыт очень чувственен, если не сексуален, самым невинным образом. Мы обмениваемся телесными жидкостями во время причастия — слезами, иногда потом и кровью Христовой. (…) Этот опыт становится вдруг настолько священным, ощутимым и очень трудоемким. Это способ, посредством которого я могу предоставить телесное гостеприимство незнакомцам и друзьям, коллегам и семье одинаково. Таким образом, я чувствую глубокую солидарность с Христом, а также с этими незнакомцами.

А иногда эти незнакомцы сами по себе являются ангелами. Люди, которые постоянно приходят в церковь и которые, возможно, психически больны, потеряны и нуждаются, и им всё равно, что мы за церковь. С некоторыми из них трудно иметь дело, и очень небольшое количество по-настоящему опасно. Некоторые из них иногда приносят прекрасные дары разного вида.

Они молились обо мне невероятным образом. Некоторые могут подарить только улыбку, или взгляд на вещи, или шутку. Иногда у меня ощущение, что они — испытание для меня, особенно когда они появляются в трудные дни. Иногда у меня ощущение, что они тратят моё время и энергию. Но когда я всерьёз задумываюсь об этом, на самом деле не они тратят моё время и энергию.

Разве не страх перед незнакомцами лежит в основе расизма и гомофобии? Они основаны на страхе по отношению к тем, кто отличается от нас каким-то образом. И если все мы начинаем свой путь как незнакомцы, не является ли страх перед незнакомцами страхом перед близостью, сближением и уязвимостью? Не поэтому ли мы нашли способ разделить сексуальность и близость? Неужели нас так пугает наше собственное желание и стремление к контакту, к близости, что мы развили целую культуру страха перед незнакомцами? Я считаю, что благая весть, которую Иисус воплотил в себе, призывает нас преодолеть эти страхи.

ИИСУС, СЕКСУАЛЬНОСТЬ И СУББОТА

Если верно, что проблема человеческой сексуальности является подземным толчком, который угрожает расколом в рядах христиан и христианской церкви, то каким образом жизнь, служение и учение Христа полезно нам?

Я считаю, что современным людям невероятно трудно понять, насколько противоречивым был Иисус для своего времени и почему. (…) Чёткое и шокирующее послание, а также образ жизни, который Иисус вел, было утеряно под налетом сентиментальности. Он был использован и приближен к норме, особенно большинством и стоящими у власти.

В этом контексте полезно сравнивать противоречие Иисуса о субботе с нашими противоречиями на тему человеческой сексуальности. Эта аналогия, я верю, поможет нам понять намерения Иисуса и нашу дилемму.

Чем именно являлась суббота?

Многие ученные пытались найти древние предпосылки еврейской субботе. По сути своей, суббота была еженедельным праздником, во время которого праздновались и вспоминались отношения между Израилем и Богом. Суббота предполагала отдых. Традиция говорит, что Бог создал мир за шесть дней и на седьмой день отдыхал. Это было празднованием самого творения. Израиль должен был подражать Богу и чествовать Бога, отдыхая в субботу. Это было время поклонение и восстановления.

Суббота также была связана с опытом Исхода. Израиль мог отдыхать, потому что они больше не были рабами. Рабам приходилось работать семь дней в неделю. Но они были освобождены Богом, который не верил, что они должны быть рабами чего бы то ни было, в том числе работы. Они должны были отдыхать в субботу, тем самым знаменуя свою свободу, равно как и в знак своего сотрудничества с Богом в творении.

На протяжении веков значимость субботы росла. Она обрела как религиозное, так и политическое значение. “Соблюдение субботы” стало первым признаком иудея. Это был признак национальной идентичности. (…) Соблюдение субботы было основополагающей частью, показывающей, что ты верный еврей и что ты горд своим наследием, что ты любишь Бога и что ты связан со своей историей и народом. (…) Было ощущение мистической связи между понятием субботы и еврейства.

Приготовления к празднованию субботы могли быть очень простыми или искусными. Приготовления и празднования были частью целостного, всеобъемлющего понимания веры: вера охватывает твоё сердце, ум, тело и душу. Соблюдение субботы требовало приготовления всех этих составных частей посредством исследования, молитвы, пищи, отдыха, семьи, дома.

Суббота предоставляла чудесное еженедельное напоминание о важных вещах в жизни человека. В нашей современной светской культуре и еврейская, и христианская субботы стремительно уходят из виду. Мы живем во времена крайностей, круглосуточных магазинов и ресторанов, трудоголизма, рабства труда и наживы, отсутствия свободного времени. (…) Для многих людей нет ни субботы, ни отдыха, ни священного времени для молитвы и отдыха, занятия любовью или обеда с друзьями.

Наша современная жизнь, в которой нет места субботе — это страшный кошмар древних раввинов. Общество без отдыха — это общество без Бога, без здоровья, без равновесия.

Суббота также была способом выражения своей идентичности. Не соблюдать субботу означало забыть свои корни. Культурная и религиозная идентичность находит своё выражение в празднованиях.

В нашей Церкви два “слоя” традиций. Первый — это тот, который мы приносим с собой, наши собственные принципы или принципы нашей деноминации. И это то, что мы хотим сохранить, особенно если это помогает другим чувствовать себя более желанно и уютно в МСС. Некоторые люди, которые всё ещё борются с внутренней гомофобией, спрашивают себя, являемся ли мы “настоящей” церковью. Они ищут знаков, как, например: похож ли этот опыт, тем, как он выглядит, звучит, пахнет и ощущается, на церковный (имеется в виду на церкви, которые они посещали, в которых они выросли)? Нам часто приходится проповедовать с тем, чтобы помочь людям отпустить и освободиться от отрицательных аспектов своего церковного опыта из прошлого или освободить немного места для нового. Второй слой, о котором я расскажу ниже — это традиция, которую мы создаем сами.

(…) У нас много традиций “домашнего происхождения”. Зачастую мы делаем что-то в первый раз и на следующий год это становится “традицией”. Мы придумываем эти обычаи и ежегодно празднуем события, потому что они наделяют нас ощущением взаимосвязи и надежности в этом ненадежном мире. (…) К тому же мы выражаем себя, свою собственную культуру, свою собственную историю посредством этих новых традиций. (…) Мы также занимались основанием и созданием культуры, общины и традиций. И мы находим эту жажду и поиск корней и традиций чудесными, даже если самые новые из этих традиций быстро обрастают формальностями и люди очень быстро привыкают к ним. Так что я с большой симпатией отношусь к тем раввинам и другим, кто был очень встревожен вызовом, брошенным Иисусом в связи с субботой.

Часть проблемы во времена Иисуса была типично человеческой проблемой. Иногда те, кого мы наделяем властью, заходят слишком далеко. На протяжении веков так случилось и с субботой. Оттого, что суббота была так важна, многие люди беспокоились о том, чтобы “сделать всё правильно”. Так что они просили власти говорить им всё до мельчайших деталей о том, как правильно нужно соблюдать субботу. (…) И понятно, что увлекательная для ученых, раввинов и других философская беседа была сложной, запутанной и ошеломляющей для простых людей, которые либо доходили до крайностей в послушании, либо пренебрегали мнением экспертов (одновременно чувствуя себя виноватыми). Я хочу ясно сказать, что ошибочно и антисемитски считать это еврейской проблемой. Все люди в наших религиозных и социальных традициях борются с этой тенденцией. Люди наделяют экспертов властью, а они в свою очередь любят усложнять вещи. (…) Мысль, что иудейство состоит в законе, а христианство в благодати, абсолютно ошибочна как по отношению к Торе, так и к Новому Завету. Исход говорит о милости. Еврейские пророки проповедовали милость, а многие современные христиане такие законники, что, похоже, у них нет никакого отношения к божественной милости — наследию и страстной миссии Иисуса.

Другой фактор, который повлиял на соблюдение субботы, состоял в том, что Израиль изменился социологически. Самые ранние воспоминания о соблюдении субботы восходят к кочевникам, а позже крестьянам. Урбанизация и политические факторы усложнили общество во времена Иисуса. Люди жили и работали раздельно друг от друга. Классовое построение было более сложным. Некоторые могли себе позволить участвовать во всех проявлениях религиозной культурной жизни евреев. Но также уже существовал значительный нижний класс, так называемые “грешники”, люди, которые более не принадлежали основному течению. Этот “нижний” класс появился частично как следствие годов урбанизации и иностранного доминирования. Альтернативная экономика и иностранное влияние способствовали подрыву национальной гордости и идентичности, одновременно возросло насилие по горизонтали среди евреев, захваченных римлянами. Все эти факторы способствовали ощущению, что суббота, еврейские традиции и стиль жизни были на самом деле созданы только для некоторых. Для добрых людей, для хороших евреев.

К тому же, ситуация, в которой предки евреев предпочли погибнуть, чем нарушить субботние законы, имела определённый эффект назначения соблюдения субботы. Оно стало намного более серьёзным. Это стало лакмусовой бумажкой на преданность и “правильность”. Её связь с радостью, отдыхом, досугом и свободой от рабства стала менее важной, чем её связь с верностью закону и национальной идентичностью. (…)

В этих обстоятельствах появляется Иисус, который, по словам Библии “вошел, по обыкновению Своему, в день субботний в синагогу и встал читать” (Луки 4:16). Иисус вырос, слушая истории про субботу, и соблюдал субботу всю свою жизнь, предположительно, соблюдение субботы было обязательством в его семье, как и в любой другой. Сам он не был частью растущего нижнего класса людей, называемых “грешниками”, которые больше не соблюдали субботу. Возможно, у него самого были предки в семье, которые предпочли умереть, чем осквернить субботу Господню. Иисус никогда не подвергал сомнению необходимость субботы.

Что он на самом деле делал, так это выставлял напоказ свои нарушения определённых субботних законов. Я использую слова выставлять напоказ намеренно. “Выставлять напоказ” — слова, напрямую связанные с гомосексуальностью. Когда геи и лесбиянки выходят на публику, даже самым скромным и неуловимым образом, мы привыкли слышать, что мы “выставляем напоказ” свою сексуальность. Это определённое обвинение с отрицательным смыслом. Я бы хотела реабилитировать это понятие и рассмотреть выставление напоказ как метод активизма. Иисус вел себя вызывающе. Я думаю, он протестовал против “злоупотребления субботой”. Иисус нарушал субботние законы публичным образом. Он не нарушал субботних законов тихо, где-то за кулисами, незаметно, только потому, что он считал их ненужными. Он публично и вопиюще нарушал их таким образом, что это привлекло внимание к нему самому, к его ученикам, к его учению и служению.

Также Иисус нарушал субботние законы не только для того, чтобы спасти чью-то жизнь, или исцелить, или ради великого дела. Иногда он нарушал их мимоходом, как в истории от Матфея 12:1-8. Ученики шли пешком по пшеничному полю вместе с Иисусом, растирая зерна в ладонях и поедая их по пути. За этим занятием их заметили религиозные власти. Это было явным нарушением субботних законов, и Иисус знал это. Это не было неотложным случаем. Любой еврей знал, что собирать урожай в субботу было запрещено. Самые благоразумные и заботливые евреи готовили свою еду на субботы заблаговременно и носили её с собой (им также запрещено было ходить слишком далеко).

Очевидным образом Иисус и его последователи не побеспокоились подготовиться к субботе. На тот момент они уже, наверное, были в пути, далеко от дома, где они могли бы приготовить пищу на субботу. В любом случае отсутствие приготовлений или соблюдения субботних запретов было схоже с осквернением памяти предков, и всё это ради закуски в поле. И если бы они просто признали свои ошибки, перестали это делать, им бы всё простили. В конце концов, это было мелким нарушением. Это был небольшой повод для придирок. Проблема была в том, что Иисус не сожалел.

Он спорит об этом. Хотя и признает, что технически он не прав, он всё равно спорит (Мф 12,3-8). Он приводит пример царя Давида в оправдание и говорит о том, как Давид ел хлебы предложения в храме, когда его преследовал первосвященник, а он был голоден и в опасности. Давид считал, что сохранение жизни в этом смысле было превыше закона.

Но Иисус не умирал с голода и на тот момент не был в опасности. Я думаю, он был по-своему хитрецом. Он говорил им в лицо о своём знании Писаний, таком же хорошем, как и их собственное. Он не соглашался с тем, что у них было больше власти решать, чем у него самого или его учеников, о том, что было позволено в субботу. Это выводило из себя. Он отвечал им, он выставлял напоказ нарушение традиции, за которую умирали их предки. Он вёл себя так, как будто у него было больше авторитета, чем у них.

Иисус не остановился на этом. Он претендует на звание Господа Субботы. Иисус вёл себя так, словно он был Богом, шедшим по тому полю со своими учениками, воплощая Божью любовь и гнев. И туда же пришла религиозная полиция. Она встретила кого-то, кто заявляет, что он Господин субботы, который разгневан, потому что суббота должна была быть даром.

Это был Божий дар человечеству. Он не должен был быть бременем, обузой. (…) Она была создана с тем, чтобы человеческие существа не были сведены с ума работой, не сделались рабами друг друга, труда, прибыли, работы или даже хороших дел. (…) Бог не задумывал, что религиозная полиция будет патрулировать улицы или хлебные поля, чтобы ловить и наказывать нарушителей суббот. Власти человеческие были теми, кто нарушал субботу своей зажатой непреклонностью, тревожностью и ограниченным видением субботы.

Разумный, здоровый институт субботы не потребовал бы вмешательства со стороны религиозной полиции. Власти были замешаны, потому что что-то было не так с самим институтом. (…) В тот момент Иисус был полон праведного божьего гнева. В тот день Бог нарушал человеческую версию субботних законов в Иисусе, посредством его самого и его учеников. Это был божественный заговор.

Иисус прикасался и знакомился с “этими людьми”. С этими “грешниками”, которые были недостаточно благопристойными, чтобы соблюдать законы, соблюдать субботу. Они вывели его на чистую воду. Он нарушил и другие законы, вкушая и выпивая вместе с ними, говоря с ними, прикасаясь к ним.

Они были его субботой. С ними Иисусу было легко. У них он находил отдых от усталости боя. Они были его радостью, равновесием во время дня и ночи. Они были настоящими, открытыми, им нравилось слушать (не спорить) про Бога, о котором Иисус думал, что знал. Они обращали его каждый день своей нуждой, своими желаниями. Суббота должна была быть перерывом для всех. Это было время, когда мы могли передохнуть, когда мы могли пересмотреть, кто мы и зачем мы делаем то, что делаем. Перерыв в играх, которые мы играем. Всеобъемлемость Иисуса шла как против его культуры, так и других культур, возведённых в ранг абсолюта.

Иисус также пошел против течения в своём толковании того, что суббота была создана для человечества. Во времена Иисуса некоторые настаивали на том, что суббота была только для евреев. (…) Конечно, некоторые раввины когда-то заявили в Талмуде, что “язычник, который читает Тору, похож на первосвященника.” Иисус был определённо на их стороне. Для многих евреев суббота была национальным символом, вопросом культурной идентичности и целостности. Суббота для всех, казалось, нарушает это понимание. Для культуры, находящейся “под обстрелом”, которая переживала преследования от рук язычников, это, должно быть, звучало как предательство — говорить, что все люди, включая язычников, имели право на благословение субботы. На самом деле первая субботняя проповедь Иисуса в Назарете, как записано в Луки 4:16-30, начинается хорошо, но позже Иисусу удаётся разозлить своих слушателей. Они настолько разгневаны, что гонят его вон из синагоги на край обрыва. Ему приходится ускользнуть из города, и тогда он еле спасся. Он попал в неприятности, сказав им, что некоторые язычники лучше прислушивались к пророкам, чем евреи. Он сказал это людям, которым надоело быть примерными с язычниками, в то время как те угнетали их, забирали их земли и деньги, управляли их правительством. Они не хотели это слышать, тем более не от местного выскочки, который думал, что он знает всё. Да что он знал о язычниках?

Суббота должна была быть объединителем, но вместо этого оказалась на службе классового разделения. Она должна была быть уравнивающим всех фактором: богатый и бедный мог отдыхать и помнить, что для всех них свобода была дорогой, и что её надо ценить и беречь. Это также был бесплатный дар милости, доступный всем, не только для тех, кто мог себе позволить “сделать всё как надо, сделать всё правильно”. Суббота также была способом для Бога получить наше внимание. Вместо этого, конечно, люди внимали закону о субботе. (…)

Иисус не нарушал субботних законов, потому что у него были дела поважнее, а эти законы стояли у него на пути. Он публично выставлял напоказ законы, потому что восстановление субботы было частью его миссии. Если для Иисуса суббота должна была быть поводом для милости, благодати, средством для божьих людей постоянно обновлять свои отношения и заветы с Богом, то для “религиозной полиции” суббота была лакмусовой бумажкой греха, преданности нации религиозным властям.

Посредством этой перспективы противоречия о субботе я хочу начать своё выступление в поддержку взаимосвязи между субботой и сексуальностью.

Сексуальность была сотворена для человечества, не человечество для сексуальности

Только предположите, что подобно субботе, сексуальность — это дар от Бога. В наши дни многие церкви говорят, что это основание их богословского понимания сексуальности. Они говорят “сексуальность”, но имеют в виду гетеросексуальность, или как я ещё слышала её обозначение — гетеронормативность. Давайте посмотрим правде в глаза: на протяжении истории христианской мысли и практики о сексуальности не проповедовали, о ней совсем не думали как о даре. Исторически сексуальность была, в лучшем случае, необходимым злом; что-то, что человечеству приходилось делать, если оно хотело продолжить своё существование. Также оно рассматривалось как что-то деградирующее и примитивное, взывающее к отрицательным чертам человечества. Церковь, брак и христианская жизнь должны были действовать в качестве сети или ограничения человеческой сексуальности. Сексуальность нужно было контролировать, отслеживать (как и субботу), она была опасной. Женщины воплощали сексуальное вожделение, а мужчины могли стать легкой добычей его искушений. Сексизм в особенности отравил наше видение сексуальности. Подавление и навязчивые идеи стали моделями, на которых мы застреваем по сегодняшний день.

Я могу себе представить божий гнев, связанный с этим. Божий гнев по поводу того, как история Адама и Евы была извращена, чтобы превратить секс и грехопадение в синонимы. Суббота — дар от Бога — стала первым способом, которым еврей мог нарушить закон, то есть грехом. Это очень похоже на то, как сексуальность изредка представлена в христианском контексте как средство милости, но также первым поводом для греха.

Мы подточили сексуальность точно так же, как мы подточили субботу. Сделать “всё как положено” стало нашим наваждением. Это не означает взаимодействовать сексуально приятным, удовлетворяющим, здоровым и гармоничным образом для обеих сторон. “Делать всё как положено” зачастую означало получить меньше удовольствия, быть озабоченным что/куда, означало видеть сексуальность как долг и как что-то недостойное само по себе, но оправданное только для воспроизводства. Делать «все, как положено” означало создавать и слушаться правил о том, когда, с кем, как, как часто, а также что ты должен был чувствовать или нет, когда ты занимаешься сексом. Религиозная полиция невидимо присутствовала в спальнях христиан на протяжении двух тысяч лет.

Делать «всё как положено” безусловно означало, так же, как и во времена Иисуса в отношении субботы, что приятное было исключено. Может быть, это не секс как таковой беспокоит религиозную полицию, может, дело в удовольствии? Как и суббота, сексуальность должна была стать нашей совместной радостью и удовольствием. И как средство воспроизводства, и как самое личное и сильное человеческое выражение взаимосвязи и близости, сексуальность напрямую связана с нашим сотворением по образу и подобию Божьему, который есть творец и который всё ещё творит. Пока у нас есть контакт со своей сексуальностью, мы способны чувствовать свои страсти, любовь к жизни, радость, удовольствие и творение. Дар сексуальности — это средство для творческих отношений, происходящих от Бога, который любит радость, развлечения и удовольствия. Что за мысль!

Вместо этого, конечно, мы избрали видеть и действовать так, как будто наша сексуальность — это ужасное бремя. Проклятие, а не благословение. Черта человечества, которая нуждается в контроле и законодательных мерах, из-за которых нам нужно создавать нескончаемые правила, а потом укреплять их посредством вины и труда, штрафов и тюремных приговоров.

Нам удалось настолько извратить человеческую сексуальность, что здоровая, целостная, божья человеческая сексуальность кажется нам ужасно отдаленной, недоступной и исключением из правил.

Секс стал чем-то, чего мы страстно желаем и одновременно боимся. Для многих в нашей культуре сама зависимость стала эротичной, так что сексуальное удовольствие в первую очередь происходит от доминирования другими. Наши сексуальные аппетиты и позывы сформировались и были извращены сексистской, расистской, гомофобной культурой, которая злоупотребляет и ненавидит детей. Сексуальность воспринимается как товар, что-то, что покупается и продается, а не разделяется. Часто она сведена к зависимости, маскируя сильный голод о близости, связи, любви и дружбы.

Мы абсолютно запутались насчёт секса, и церковь сыграла свою роль в создании этой путаницы. И она не только не помогла нам исцелиться, но продолжает ранить. (…)

Секс, как и суббота, является уравнителем

Для многих фундаменталистов оргии исповедания и покаяния, фанатизм и риторика являются либо защитой против неприемлемых сексуальных ощущений, либо заменителем для них. В случае католиков я вижу большое разделение. Большинство игнорирует учение Католической церкви о контрацепции, содержащееся в нескончаемых книгах, памфлетах и заявлениях Ватикана. Большинство католиков считают религиозную полицию неуместной в этом вопросе и не дают ей никакой власти над собой. (…) Большинство католиков не верит тому, что церковь говорит им о контроле над рождаемостью и о божьей воле насчет контроля над рождаемостью. Но у церкви всё ещё много власти, чтобы стыдить разведенных, гомосексуалов или кого-либо ещё, кто не подчиняется другим правилам, которые они выдают за божьи законы.

В вопросе субботы божественное и земное не должны противопоставляться, они должны совмещаться в гармонии, быть поженены. Суббота была невестой Израиля. Наша сексуальность — это дар от Бога. Она не должна была стать орудием пытки или орудием, которым мы мучаем и пытаем других. Это должен был быть основной способ, посредством которого мы испытываем связь с Богом и божьи намерения относительно творения. Наша сексуальность, правильно прожитая и празднуемая, должна приближать нас к Богу, а не удалять нас от Эдема. (…)

Группа пресвитерианцев, в попытке в очередной раз найти способ помочь церкви разобраться в вопросе геев и лесбиянок, предположила, что церкви нужна новая основа для сексуальной этики, названная справедливость/любовь. Фурор, который это предложение произвело, стал бы темой для отличного исследования на тему сексуальной патологии церкви. Справедливость/любовь это именно то, о чем Иисус говорил про субботу. Суббота была сотворена для нас, не мы для субботы. Сексуальность — это дар нам, мы не были созданы, чтобы служить устарелой, угнетающей и сексуально больной этике. Как можем мы в духе Иисуса восстановить и преобразить сексуальность, как он попытался сделать это с субботой?

Сексуальность, суббота и игра

Библия мало что говорит о субботе и игре, но часть отдыха состоит не только во сне, но и в подкреплении сил. Речь идет о какой-либо деятельности, кроме работы. Посмотрите на наших детей. Дети не могут не играть, по крайней мере не долгое время, если только их не ранили или навредили.

Я думаю, что сексуальность в идеале относится к игре. Я думаю, церковь, равно как и большинство взрослых людей, ужасно серьёзно относится к сексуальности. Я думаю, секс должен быть увлекательным. Иногда он романтичен и полон страсти, и любви, и всё такое. Секс должен быть увлекательным хотя бы иногда: как и со сравнительно знакомым человеком, так и с кем-то, кого вы знали и с кем спали на протяжении двадцати лет. Он может быть беззаботным, случайным, игрой ради игры. Не всегда он должен иметь определённую цель, идет ли речь о рождении детей или оргазме. Просто игра ради игры. (…)

Хороший секс игрив, по крайней мере частично. Что, если бы мы могли сексуально прикасаться друг к другу так же, как дети прикасаются к себе или другим детским телам, с ощущением удивления и открытия, смеха и доверия?

Некоторым из нас нужно хорошенько отдохнуть, чтобы поиграть. Мы такие усталые, измождённые, истрепанные взрослой жизнью. Нам нужно отдохнуть, прежде чем поиграть, так что нам нужна суббота для того, чтобы обладать позитивной игривой сексуальностью. Что, если соединение понятий субботы и сексуальности воедино и есть то, что действительно принесло бы справедливость и мир?

Как и секс, суббота была чудесным уравнителем. Все должны были отдыхать в субботу: путешественники в наших городах, любой, кто нашел убежище в нашем доме, имел право соблюсти субботу, и от него это ожидалось, ему это предлагалось. (…) Часто бедные и ущемлённые евреи, находящиеся под гнетом иностранной оккупации, были не в том положении, чтобы торговаться за право соблюдать субботу. Для того, чтобы выжить и сохранить работу, им приходилось отказаться от этой привилегии. (…) И этого ощущения культурной солидарности уже не было во времена Иисуса. Множество евреев “продались” римлянам разными способами, мытари были самыми знаменитыми из них. Так что суббота, которая была настолько объединяющей и всеобъемлющей у своих истоков, настолько доступной любому, празднуемой за такую невысокую цену, стала источником раздоров, боли и неравенства. (…)

Сексуальность также должна быть отличным уравнителем. “Любовь принадлежит всем, потому что лучшее в жизни дается даром”, говорит старая песня. Секс, конечно, не всегда дается даром, и  зачастую он не связан с любовью. Он стал товаром, может быть, очень дорогим. Небезопасный секс, особенно в наши дни, стоит миллиарды долларов и в конечном итоге может стоить миллионов жизней до скончания века. (…)

От того, что сексуальность является общим человеческим опытом, можно было бы надеяться, что она могла бы стать мостом, способом, посредством которого мы могли бы начать сообщаться между полами, расами и классами. Но это не так. Это было особенно очевидно для меня в наших “диалогах” с Национальным Советом Церквей (…). Проблема, конечно, в том, что сама церковь не является безопасным пространством. И если у церкви возникают сложности с предоставлением безопасного пространства для свободного обсуждения и исследования  менее взрывоопасных вопросов, то как она собирается достигнуть своей цели — безопасных обсуждений сексуальности?

Концепт субботы во многом связан с концептом святилища. На протяжении времён она выражает временными понятиями то, о чем святилище говорит понятиями пространства. Церкви нужна суббота, святилище, какой-то уголок, где она сможет отдохнуть, расслабиться и иметь достаточно времени и пространства, нужного для восстановления своей целостности как места справедливости, любви и безопасности для всех людей.

Иисус исцелял в субботу. Интересно, что он исцелял людей в субботу не только когда вопрос стоял о жизни или смерти. На этот счет в законе существовала специальное положение (было много разных положений срочного порядка). Но Иисус хотел сделать нормой исцеление в субботу и указать на то, что это не должен был быть срочный случай или вопрос жизни и смерти. Любое доброе дело, сделанное в субботу, должно было усиливать значение и цель субботы. Так что он исцелил мужчину с иссохшей рукой, которого он мог исцелить на следующий день. Как следствие, он сказал: “Моя суббота, буду исцелять, если захочу”. Если целью субботы было предоставить целостность, гармонию, радость и связь с Богом как обычные составляющие нашей жизни и недели, тогда как могло чьё-либо исцеление нарушать это понимание?

Как дар сексуальности связан с исцелением? Мы точно знаем, что прикосновение само по себе исцеляюще. Что, если наша сексуальная этика будет основываться на том, был ли секс хорошим или вредящим, а не на правилах, которым мы следуем? Прикосновения, которые мы испытываем во время массажа, поглаживания или ласки, или когда сами гладим или ласкаем кого-то (в том числе животных, например), на самом деле снижают наше кровяное давление и улучшают наше ментальное и физическое здоровье! На уроках естествознания мы все учили рассказы о детях, которые были лишены прикосновений, хотя их хорошо кормили и одевали. Лишение прикосновений привело к нарушению нормального роста, что привело, в свою очередь, к смерти некоторых из них. Люди умирают эмоционально и духовно, если ещё и не физически, оттого, что к ним не прикасаются. Некоторые люди научились способам торговли “сексуальными услугами” в обмен на прикосновения. Это трагично, не здорово и грустно. Люди должны иметь возможность получать прикосновения и удовлетворять свои сексуальные нужды, совместно и независимо друг от друга, без необходимости торговать собой, продавать, манипулировать или быть заброшенными.

Я знаю, что мой камин-аут в качестве лесбиянки и сексуального существа стал одним из самых исцеляющих событий в моей жизни. Мне кажется, что это верно для многих, если не для большинства геев и лесбиянок. В противоположность тому, что говорят некоторые, я не верю, что большинство геев и лесбиянок предпочли бы быть гетеросексуальными; мы бы все предпочли, чтобы с нашей сексуальности было снято клеймо (…).

У некоторых людей камин-ауту предшествует только вина и стыд, которые мучительны. Для некоторых первый сексуальный опыт любого рода является ошеломляющим, пугающим и смешивающим удовольствие и боль. Для большинства гомосексуалов, с которыми я говорила, их первый гомосексуальный опыт был укрепляющим и дал ощущение облегчения, возвращения домой, к своему телу, к своим настоящим чувствам и природе. Иногда первый сексуальный опыт также включал в себя возвращение домой, в новое сообщество. Странное дело, что многие лесбиянки и геи, которые совершили свой камин-аут без поддержки МСС или хороших книг, поддерживающих групп, говорят о том, что весь стыд и вина, секреты и даже прятанье и ложь того стоили. Это удивительная правда ужасным образом подтверждает исцеляющую силу истинной сексуальности.

Мой первый сексуальный опыт с другим человеком стал опытом воссоединения верхних и нижних частей моего тела, воссоединения вида, звука и запаха, исцеления и прикосновения. Соединение моих рук с моим сердцем, с моим ртом и ногами. Всю меня с самой собой и с ней всей. Я всё ещё помню невыразимую радость от дозволенности прикасаться, чувствовать и исследовать. Я (…) узнала, что это возможно! Я почувствовала себя удачливой; я, которая себя чувствовала настолько бестелесной, была достаточно хороша в этом, даже в свой первый раз.

И конечно, небо было ещё более голубым, еда более вкусной, песни слаще, а вечеринка на выпускном — грустнее.

Вам не кажется, что в субботу, когда заботы и рабочие обязанности не мешают, небо голубее, еда вкуснее, вино слаще, дружба нежнее, а семья ещё более ценна? Еврейская церемония авдалы всегда была одним из моих любимых ритуалов. Эта служба в конце субботы. Традиция говорит, что нужно понюхать специй из коробочки, потому что если ты этого не сделаешь, ты можешь потерять сознание от травмы по поводу уходящей субботы! Традиция также говорит, что мы получаем дополнительную душу в субботу, и что её удаление заставит тебя почувствовать себя покинутым и потерять сознание. Образ субботы как двойника нашей души, своего рода родственной души — очень чувственен. Авдала наполнена сладким, грустным настроением расставания с любимой. С нашей любимой, субботней невестой. (…)

Нашей планете нужна суббота в этот момент тысячелетнего поворота. Нам нужен этот перерыв, в котором можно подумать, поразмышлять, покаяться, задать самые важные вопросы (…). Что, если бы в нашей карте человеческого опыта мы поверили, что все люди имеют право на субботу и право быть теми, кто они есть духовно и сексуально? И что все формы жизни заслуживают уважения. Что за мощное тысячелетнее видение! К счастью или к несчастью, всё зависит от вашей точки зрения, и это всё ещё необычное тысячелетнее видение. Но подождите, наше время идет.

Перевод: Михаела Аждер (под редакцией Nuntiare).

Данный текст — адаптированная выдержка из книги «Our Tribe: Queer Folks, God, Jesus, and the Bible» («Наше племя. Квир-народ, Бог, Иисус и Библия»), с великодушного позволения автора, преподобной Нэнси Вильсон, Харпер, Сан-Франциско, 1995. © Копирайт Нэнси Вильсон. Все права защищены.

Следите за нашими новостями!

Наша группа VK

Наша группа в Facebook