Причина войны
Это было более тридцати лет назад, но я ее отлично помню. Или по крайней мере помню ее чувства. По дороге на работу – она работала администратором в гостинице на Красной площади – ей нужно было пройти мимо Московской хоральной синагоги. У входа в синагогу стояло достаточно много людей. С этим она еще могла смириться: раз уж существует синагога, люди должны входить и выходить из нее. Нет, то, что ее расстроило – это их радостный смех, веселое настроение. «Как они смеют веселиться на наших улицах, – злобно сказала она мне, – ведь из-за них немцы напали на нашу родину!»
Она, по крайней мере, знала, что именно евреи стали главными жертвами нацистской оккупации. А ведь этот факт официально не признавался даже в период войны. Наоборот, почти все данные о жертвах среди евреев если не были хитроумно замаскированы, то просто отрицались. Стоит только вспомнить послевоенную историю Бабьего Яра: на воздвигнутом здесь монументе с потрясающим цинизмом не были упомянуты погибшие в Яру семьдесят тысяч евреев – вместо них речь шла просто о гражданах Советского Союза. Стоит также упомянуть случай, когда уже воздвигнутый единственный памятник еврейским жертвам фашизма (он был поставлен еврейской литовской общиной в городе Панари) был уничтожен советскими властями в 1952 году. А во время войны, как ни старался Соломон Михоэлс убедить советские власти, чтобы в прессе были упомянуты хотя бы отдельные еврейские жертвы на территории СССР, ничего из этого не вышло.[1]
Редким исключением была торжественная встреча в Колонном зале Москвы, где собралось около трех тысяч человек; на ней позволили известным общественным деятелям, таким как Михоэлс, Фефер и Эренбург, открыто заявить о страданиях евреев во время войны на советской территории. Встреча состоялась в марте 1944 года.
Более того, Илье Эренбургу и Василию Гроссману почти удалось прервать официальное молчание по этому поводу. Они подготовили к печати книгу свидетельств о преследовании евреев нацистами. Ее удалось даже набрать, но в 1948 году книга была запрещена, а набор рассыпан.[2] В университетском издательстве американского штата Индиана сейчас готовится к изданию сборник статей, из которого видно, насколько рьяно взялись тогда в Советском Союзе за глушение еврейской темы – что, впрочем, удивительным образом не коснулось художественной литературы. Обе воюющие стороны стремились показать, что мир стал Judenrein, свободен от евреев.
Всегда сложно подобрать слова, чтобы передать страдания людей, tremendum, если воспользоваться определением Артура Коэна. Но в данном случае мы имеем дело не только с теми, кто выжил и кому невероятно трудно описать пережитое. Перед нами целая общественная система, которая вообще отрицала этот опыт или старалась исказить его. Со временем в Советском Союзе появилась и дополнительная причина уничтожать всякие следы массовых убийств евреев. Речь идет о том, что определенная часть местного нееврейского населения участвовала в уничтожении своих бывших соседей. Нацисты с удовольствием отмечали это в своих отчетах. Один из таких отчетов, где сообщается об убийстве 229 евреев в городе Хмельник, заставляет понять, почему евреи до сих пор с недоверием относятся к иудейско-христианскому диалогу и примирению «после Освенцима». В 1941 году командование Пятой Айнзацгруппы отрапортовало, что «население города Хмельник с таким энтузиазмом восприняло весть об избавлении от евреев, что был отслужен благодарственный молебен».[3]
Осмысление прошлого
Тема нашей прошлогодней конференции как-то естественно разделилась на две части. Когда мы говорили о «богословии после Освенцима», речь шла в основном о Западной и Центральной Европе. Что касается народов бывшего Советского Союза, то их испытания длились в течение еще более длительного периода (мы называем этот период «ГУЛАГом»). В результате, говоря о ГУЛАГе, мы упустили из виду огромное число советских граждан, которые также пережили и нацистскую оккупацию – то, что называется словом «Освенцим», Шоа, те не поддающиеся описаниям страдания, которым нацисты подвергли наших отцов, как евреев, так и неевреев. И только восполнив этот пробел, мы сможем почувствовать проблему периода «после Освенцима» в самом близком нам, «родном» смысле. Ибо если даже хотя бы один из нас, православных, участвовал в молебне в городе Хмельник, то мы обязаны задуматься о том, как это могло произойти и как не допустить подобного в будущем.
Разумеется, не все принимали участие в молебне, но это обстоятельство не утешает, ибо пассивность не может быть ответом на неотложные нравственные проблемы. Христианским ответом на страдания евреев в Хмельнике и в других бесчисленных местах, оккупированных фашистами, была бы поддержка или защита жертв, даже если бы для этого пришлось отказаться от собственного благополучия или подвергнуть опасности свою жизнь.
Праведники народов мира как образец для нас
Израильское правительство взяло на себя задачу увековечить память людей «народов мира», неевреев, гоим, которые рисковали своей жизнью, – а многие и отдали свою жизнь, – защищая евреев во время гонений. Они теперь известны миру как «праведники народов мира». Имя каждого такого праведника увековечено деревом, посаженным в его честь в Роще праведников в Иерусалиме при музее жертв и героев Шоа, «Яд ва-шем».
Мне очень жаль, что такой рощи нет в России, что нет даже памятных списков этих праведников. Впрочем, следует сказать, что в 1991 году патриарх Алексий II коснулся этой темы в Нью-Йорке в речи, обращенной преимущественно к еврейской аудитории (этой речи ему до сих пор не могут простить определенные круги в его Церкви). Тогда, в Нью-Йорке, он назвал киевского священника Алексия Глаголева примером подвижничества на этой ниве. Он мог бы упомянуть и его жену Татьяну, которая действовала рука об руку со своим мужем. К счастью, оба они остались в живых.
Патриарх помянул еще двух людей, которые мученически погибли, священника и монахиню. Но имена этих двоих были взяты им из мартиролога русской эмиграции. Их имена – отец Дмитрий Клепинин (1900–1944) и мать Мария Скобцова (1891– 1945).[4]
Прискорбно думать, что многие русские, украинцы, белорусы до сих пор не включены в этот список. Следует обязательно сделать это, обогатив и список, и самих себя. Историки должны опрашивать людей, дополняя архивы новыми открытиями.
Многие возможности были упущены – причем сознательно упущены – в годы войны, да и не только в военные годы. Так, например, главный из безбожных гонителей Церкви (хотя сам из православной среды) Иосиф Сталин назначил представителя Русской Православной Церкви митрополита Николая Ярушевича членом государственной комиссии по расследованию преступлений, совершенных нацистами на оккупированных территориях Советского Союза. От митрополита Николая требовалось выражать гнев по поводу зверств фашистов, но почти исключительно по отношению к православным, в соответствии с требованиями советской пропаганды. Говорить о массовом уничтожении евреев, происходивших на той же территории и в тот же период, ему не дозволялось. Таким образом, даже этот свидетель был лишен возможности обратить внимание общественности на праведников народов мира.
Совсем иная история случилась с другим иерархом. В оккупированном нацистами Львове в 1942 году митрополит греко-католической Церкви Андрей Шептицкий, пренебрегая всякой опасностью, в том числе и для жизни, обратился к нацистскому руководству с беспрецедентным протестом против преследования евреев. Он составил два послания, одно из которых направил самому Гитлеру, второе – Гиммлеру. Кроме того, он издал страстное пастырское послание-призыв под названием «Не убий».[5] Перед нами истинный праведник народов Земли, христианин, который, рискуя жизнью, дал приют под своей кровлей гонимым евреям. Он призывал греко-католических монахов укрывать евреев в монастырях. Все это заставляет глубоко задуматься.
Разница в восприятии
Едва мы начинаем знакомиться с событиями Холокоста к востоку от Польши, представление о том, что тема Холокоста касается исключительно Запада, начинает резко меняться. В этот момент у нас появляется возможность созидательным образом переоценить прошлое; ужасная катастрофа может стать импульсом для переоценки наших человеческих возможностей и трансформации всех наших чаяний. У евреев и христиан, в том числе у евреев и православных христиан бывшего Советского Союза, появляется возможность искренне и убежденно вступить в новые взаимоотношения.
Десятилетия советской цензуры и контроля над средствами массовой информации не только препятствовали в этом евреям и христианам, но и мешали правильному пониманию, да и вообще какому-либо пониманию прогресса, который имел место в этой сфере на Западе. А ведь именно новые тенденции «после Освенцима» продемонстрировали потенциал, которым они обладают для изменения привычных вековых отношений между христианами и иудеями. Важно и радостно отметить, что такие тенденции характерны в последние десятилетия для многих западных Церквей.
В этом докладе я, разумеется, не могу охватить деятельность всех церквей и потому сосредоточусь на Римско-католической Церкви. Мои замечания приведут, в свою очередь, к размышлениям о Русской Православной Церкви, в лоне которой, хотелось бы надеяться, тоже произойдут соответствующие позитивные изменения. Я сказал «надеяться», как если бы у нас был выбор, как если бы нам всем не было прекрасно известно, что прогресс, о котором идет речь, это не что иное, как наша первейшая нравственная необходимость. Пренебречь ею можно только ценой серьезного морального ущерба.
Появление «Nostra Ætate»
Нравственную необходимость, о которой говорилось выше, Католическая Церковь почувствовала еще до Катастрофы, Шоа. Но именно Катастрофа способствовала переменам в церковном мышлении. Именно после Освенцима, как недавно сказал кардинал Виллебрандс, «мы должны приложить максимальные усилия, чтобы очистить католическую мысль от любых остатков религиозного антииудаизма и антисемитизма», поскольку «мы увидели перед собой лик бездны, когда в самом центре Европы мы стали свидетелями взрыва ненависти к еврейскому народу».[6]
Но призыв к очищению был вызван не только тем, что Католическая Церковь ужаснулась, увидев бездну, но и потому, что начала понимать: фактически она несет ответственность за те учения и те шаги, которые сделали возможным и даже «оправданными» ужасы Освенцима.
Разве не правда, что когда в 1942 году возглавляемая раввином группа евреев из Словакии, которой грозила «депортация на Восток», обратилась за помощью к католическому епископу, тот ответил: «Вас не просто отправят на Восток. Вы не просто умрете там от голода и болезней. Вас перебьют всех, от мала до велика, женщин вместе с детьми. И это будет наказанием, которое вы заслужили за смерть нашего Господа и Спасителя»?.[7]
II Ватиканский Собор, проходивший с 1962 по 1965 годы, предложил изъять из церковного обихода всю лексику и концепции, которые могли бы привести к подобному нехристианскому и фактически антихристианскому отказу от любви к целому народу. Вскоре всякие предположения о коллективной вине евреев в смерти Иисуса (вине евреев времен Иисуса, и, еще более чудовищно, вине евреев вообще) были отвергнуты. Отвергнуто было и пресловутое обвинение евреев в богоубийстве. «В течение стольких веков, и даже в наше время, – сказал на Соборе епископ Техасский, – христиане бросали это обвинение в лицо евреям. Словом «богоубийцы» оправдывали всевозможные ужасные поступки… даже убийство, уничтожение. Нам не следует принимать декларации на отвлеченные темы; нужно просто осудить слово, которое порождало гонения на протяжении стольких веков. Мы должны изъять его из христианского словаря, чтобы никогда впредь его нельзя было использовать против евреев».[8]
В любом случае термин «богоубийство» неуместен, утверждал кардинал Беа в анонимной статье накануне Собора, когда было еще неясно, войдет ли вопрос о евреях в повестку дня. В значительной степени он неуместен еще и потому, что «круг подлинных участников в драме [распятия Христа] ограничен, и евреев диаспоры, которые были тогда рассеяны по всему миру, невозможно обвинять в тяжком преступлении богоубийства, не говоря уже об их будущих потомках». Но еще больше он неуместен, поскольку предполагаемые преступники действовали «в неведении» (эти слова приписываются апостолу Петру [Деяния 3:17]); апостол же Павел сказал, что они «не узнали Иисуса и не поняли слова пророков» (Деяния 3:27).
В любом случае, как напоминает Беа, «преступление богоубийства можно вменить только тому, кто, совершил его, вполне осознавая богочеловеческую природу Христа».[9] Но ведь и сами апостолы не вполне понимали природу Спасителя, даже в Его последние дни!
Однако принятый Собором впечатляющий и компактный документ на эту тему, декларация Nostra Ætate («В наше время»), уделяет внимание не столько проблемам прошлого, сколько перспективам на будущее. О том, что такие перспективы есть, свидетельствует ошеломляющая поддержка, которую получила декларация у участников Собора: за нее проголосовало 1760 человек против 250. Таким образом, Nostra Ætate стала частью того широкого «аджорнаменто», что предвидел будущий папа Иоанн XXIII еще в 1957 году. «Вы, наверное, неоднократно слышали слово «аджорнаменто», – писал он, обращаясь к венецианской епархии. – Так вот, святая, вечно юная Церковь желает занимать такую позицию, чтобы вникать в самые разные события, и, таким образом, суметь к ним адаптироваться, исправиться, усовершенствоваться и исполниться духовного рвения».[10]
Отсюда следует, что если Церковь не адаптируется, не исправится, не усовершенствуется, то ей трудно будет исполниться духовного рвения, и в этом случае сама вера может оказаться обессиленной и искаженной. Что же касается различных событий, которые Церковь стремится осознать, то к их числу, несомненно, относится и Катастрофа – страдания и гибель евреев.
Диалог
Декларация Nostra Ætate, предшествующие ей дискуссии и последующие решения следовали своей внутренней логике. Но нужно помнить и о том, что этот процесс стал результатом диалога Католической Церкви по меньшей мере с одним представителем иудаизма. Я хотел бы особо подчеркнуть, что если бы один еврейский ученый не подсказал мысль о желательности такого диалога, то, скорее всего, он бы еще долго не начинался и не развивался бы такими темпами. Особенно отрадно для всех нас, здесь присутствующих, что этот ученый, профессор Жюль Исаак (1877–1964), представлял Международный Совет христиан и иудеев (ICCJ), спонсора нашей нынешней конференции. Более того, уже то согласованное заявление первой конференции ICCJ 1947 года, которое он передал папе Иоанну XXIII во время их исторической встречи 13 июня 1960 года, явилось итогом межрелигиозного диалога. Как только папа Иоанн получил этот документ, он передал его своему другу и доверенному лицу – кардиналу Августину Беа, первому председателю недавно основанного Секретариата для содействия христианскому единству. Диалогу суждено было продолжиться. В октябре того же года кардинал Беа встретился с президентом Всемирного Еврейского Конгресса Нахумом Гольдманом. Вскоре Беа возглавил подготовку проекта декларации Nostra Ætate и стал ответственным за его воплощение в жизнь после 1965 года.
Я делаю акцент на идее диалога, который оказался важным элементом в период подготовки декларации. Но в равной степени идея диалога оказалась важной и для последовавших соборных рекомендаций: «Ради такого великого духовного наследия, общего христианам и иудеям, Священный Собор хочет дать наставление и поощрение к взаимному пониманию и уважению, возникающим от библейских и богословских исследований, а также из братского диалога».[11]
Диалог и его плоды
Иудейско-христианский диалог продолжается и сегодня, и мы сами принимаем в нем участие. Католический мир рано осознал, что этот диалог должен носить очень широкий, если не всеобъемлющий, характер, охватывать самые разные сферы жизни, богословские и социологические науки; его успех опирается на точное определение целей и задач. Скоро, в 1974 году, кардинал Виллебрандс издал «Руководство и предложения по воплощению в жизнь соборной декларации Nostra Ætate».[12]
Документ Виллебрандса – первый из серии документов, в которых излагаются практические шаги в различных, но равно важных областях диалога; к последним относятся: (1) собственно диалог, (2) литургика, (3) образование и воспитание, (4) совместная социально-благотворительная работа.
Деятельность всех участников диалога становится все более актуальной и необходимой, поскольку нам нужно помочь себе и другим освободиться от многовековых предрассудков и превратных представлений друг о друге, от «духа подозрительности, обид и недоверия», как сказано в совместном заявлении католиков и иудеев в 1992 году.[13] Каждый школьный класс, благодаря своему учителю, каждый приход, благодаря своему духовному наставнику, мог бы получить пользу от этого колоссального начинания, а, возможно, и продвинуться еще на один шаг вперед. Таким образом, всякий принимающий участие в этом процессе поможет его развитию. Очень верное замечание Роберта Дейли об «’удалении антииудаизма’ с амвона, как одной из самых неотложных задач христианства в век после Освенцима» можно отнести к любому аспекту общественной жизни.[14]
Тем более важным и настоятельно необходимым становится для нас процесс освобождения от груза прошлого (в некоторых случаях, по словам Джона Павликовского, требуется «хирургическое вмешательство») поскольку католики, не в меньшей степени, чем православные, считают себя наследниками и хранителями незыблемой сокровищницы веры. Однако ни в коем случае не следует обращаться с этой сокровищницей, как с зарытым в землю талантом из евангельской притчи. На открытии II Ватиканского Собора Папа Иоанн XXIII сказал: «Наша задача – не просто хранить это бесценное сокровище, как если бы мы были одержимы прошлым, но всей душой и бесстрашно отдаться выполнению задачи, которую ставит перед нами современная жизнь. Поступая так, мы останемся верны тому, что делала наша церковь на протяжении двадцати столетий».[15]
Именно в этом духе Католическая Церковь сумела восстановить глубокие генетические связи с иудейским миром своего Спасителя, невзирая на полемику первых веков христианства, которая оставила след даже в Священном Писании. Но, вероятно, самое важное – это то, что Католическая Церковь переосмыслила, и даже отвергла, идею замещения Ветхого Завета Новым. Прежде считалось, что христианская Церковь – это Новый Израиль, который пришел на смену Ветхому Израилю. Сейчас все больше христиан признают, что этот подход был уже некогда отвергнут в свое время тем, кого ошибочно считали его основоположником, – апостолом Павлом. «Неужели Бог отверг народ свой?», – задает риторический вопрос апостол в Послании к Римлянам (11:1), и тут же отвечает: «Никак». Ибо, объясняет Павел, «дары и призвание Божие непреложно» (Рим 11:29). Итак, иудаизм обладает целостностью и святостью; у него есть собственные нерушимые обетования.
Перспективы православного мира
Как все это видится и воспринимается Русской Православной Церковью? Как я уже упоминал ранее, прежде всего ей мешает то, что она не знает о Шоа. В результате Шоа не привел ее к пересмотру своих позиций. Еще одна проблема состоит в том, что если во времена митрополита Ленинградского и Новгородского Никодима (1929–1979) некоторые русские иерархи относились к Риму весьма положительно, то чувства, которые испытывает к Риму Московская патриархия на сегодняшний день, очень и очень прохладны. Понятно, что ни миссионерская деятельность на территории России, в которой так часто обвиняют католиков, ни поддержка Католической Церковью греко-католиков на Украине не способствовали улучшению их отношений. Помимо прочего, постепенный отход Московской патриархии от экуменизма также послужил ослаблению его связей с Римом. Таким образом, тот прогресс в лоне Католической Церкви, о котором шла речь, оказался для многих членов Русской Православной Церкви далеким и непонятным.
Наконец, серьезнейшая проблема, которую нельзя не принять во внимание – это широко распространенный антисемитизм, в сильнейших рецидивах которого мы могли убедиться на нашей конференции в прошлом году, и не только по неожиданным выкрикам.
Все эти проблемы заставляют нас тем более задуматься: что могла бы предпринять Русская Православная Церковь и Православная Церковь в целом, чтобы осуществить реформы.
Написав последнее слово, я понимаю, что сталкиваюсь с еще одной проблемой: в современных церковных кругах крайне неохотно пользуются словом «реформа», поскольку оно связано в их сознании с дискредитировавшими себя реформаторами и новаторами (обновленцами) 20–30-х годов. Обновленцы, как многим, вероятно, известно, получали негласную поддержку компартии, с тем чтобы вызвать в патриаршей Церкви раскол и уменьшить ее влияние. Этого вполне достаточно, чтобы любое предложение пересмотреть устоявшиеся традиции вызывало панические крики о «неообновленчестве». Но разве это аргумент? Кроме того, он никак не связан с затронутой нами темой, поскольку обновленцы проблемы иудейско-христианских отношений не касались.
Переоценка традиции
Никакая реформа в Православной церкви невозможна без тщательного анализа Писания и Предания. Но этот анализ не должен быть затруднен вненаучными страхами и запретами. Существует упрощенное представление о том, что Писание и Предание равно неизменны, что малейшее добавление или изменение в подходе к ним грозит впадением в ересь и проклятием. Но если мы стремимся найти истину, то никакие детали не должны останавливать нас на нашем пути, каким бы почтенным не был возраст этих деталей.
Таких деталей много, и все вместе они, несомненно, важны. Некоторые из них следует рассматривать, как препятствующие плодотворному диалогу между нашими религиями. Необходимо, однако, не просто выявить негативные факторы, но и рассмотреть их в исторической перспективе.
Экзегетика
О болезни врач узнает по симптомам. Нам необходимо обсудить ряд таких симптомов, некоторые из которых связаны с нашим недостаточным пониманием новозаветного текста, которое вызвано, по-видимому, двумя причинами.
Это, во-первых, поверхностное или избирательное чтение самого текста, в результате чего читатель приходит к выводу, что евреи распяли Христа. При этом упускается из виду та важная роль, которую сыграли в деле осуждения Иисуса Понтий Пилат и римская администрация. Если уж на то пошло, именно на них лежит ответственность за вынесение приговора и распятие особого узника, как, впрочем, и всех других узников.
При подобном избирательном чтении читателя может ввести в заблуждение фразеология новозаветных книг, например, «Деяний апостолов» евангелиста Луки. Так, во 2-ой главе Деяний Лука приводит слова апостола Петра, обратившегося к многолюдной толпе евреев со словом об Иисусе, «которого ВЫ распяли». Это «вы» особо подчеркивается автором. В других местах Деяний (3:13–15; 4:10; 10:39) Лука делает похожие заявления, – вопреки тому, что время от времени он ссылается на тех «беззаконных», чьими руками совершилось распятие (2:23).[16]
Это подводит нас ко второй причине недостаточного понимания новозаветного текста. В наши дни русские библеисты только начинают исследовать то влияние, которое оказали на составление и редакцию священных текстов полемика и разногласия в обществе I в. Между тем, перед нами как раз пример такого влияния. По мере того, как первое столетие подходило к концу, ранние христиане все более отдалялись от иудаизма. Возможно, это была защитная реакция: к тому времени они все больше подвергались преследованиям со стороны своих прежних собратьев по иудейской вере.
Отсюда повторяющееся обычно с негативном оттенком слово «иудеи» в последнем Евангелии (от Иоанна). Из семидесяти случаев, когда употребляется это слово, около половины носит уничижительный характер. В результате читатель, не улавливающий сути дела, легко может упустить из виду тот факт, что сам Иисус был евреем, что его мать и все апостолы (а не только Иуда) – евреи, и что учение Спасителя глубоко укоренено в иудаизме.
Как только русская библеистика позаботится о том, чтобы раскрыть подлинный облик Иисуса-еврея учителям и проповедникам, у православных христиан появится основа для диалога с евреями.
Проповедь против евреев
Пока же учителей и проповедников удерживают от хотя бы предварительных шагов в сторону диалога те, кто превратил антииудейскую полемику I в. в нечто более масштабное и основательное.
К началу IV века христианская риторика основывалась не в меньшей степени на стереотипах, чем на здравом смысле. Находились те, кто использовал эту риторику, дабы опорочить все сохранившиеся к тому времени связи с иудаизмом, всю симпатию к нему. Такому писателю, как Григорий Нисский, ничего не стоило назвать евреев «убийцами Господа, убийцами пророков, бунтовщиками, исполненными ненависти к Богу»; «они противостоят Божьей благодати, они отвергают веру своих отцов». Судя по словам этого великого отца Церкви, евреи – не что иное, как «соработники диавола, исчадия гадюки… синедрион демонов, проклятые, бесконечно отвратительные…».[17]
Но самый известные, да и самые ужасные слова принадлежат св. Иоанну Златоусту. В 386–387 годах в своих «Проповедях против иудеев» Златоуст пишет, что сам Бог отверг иудеев – прежде всего за то, что они распяли Его Сына. Поэтому, считает Златоуст, их наказание справедливо. «Вы, евреи, Его распяли, – утверждает он, – но после Своей крестной смерти Он разрушил вашу столицу… рассеял ваш народ по лицу Земли»; пусть никто не питает иллюзий относительно святости синагог, так как «Богу там не поклоняются». Разве христиане не понимают, говорит Златоуст, что нынешняя синагога – это «публичный дом, твердыня греха, прибежище демонов, крепость диавола, место гибели душ, пропасть и бездна всяческого проклятья?» Ибо «здесь собираются Богоубийцы… здесь богохульствуют, здесь отворачиваются от Отца, здесь оскорбляют Сына, здесь отрицают благодать Духа».[18]
Можно, конечно, сказать, что аргументация Иоанна Златоуста неосновательна, а его риторика устарела. К тому же вряд ли для нас актуальны межрелигиозные распри в Антиохии, где проповедовал молодой Златоуст в середине IV века. Но беда в том, что в широких церковных кругах существует ложное представление, согласно которому к текстам Св. Отцов следует относиться с трепетным почтением, невзирая на явные недостоинства того или иного текста. Не нам, простым членам Церкви, говорят верующие, сомневаться в мудрости и святости Отцов, трудами которых составлялось церковное предание. Вот почему их высказывания так почитаются: к ним требуется относиться как к непогрешимым, их нельзя ни оспаривать, ни тем более отвергать.
Существуют еще два препятствия к развитию диалога, как следствия двух разных способов проявления антииудейского мышления. Одно препятствие сокрыто в церковной жизни. Другое же, вероятно, является самым важным. Оба они в первую очередь касаются Православной Церкви.
Каноническое право
Часто считается, что православное каноническое право обладает прямым и неизменным действием. По словам архиепископа Нью-йоркского Петра (Л’Юилье), канониста Американской православной Церкви, мало кто понимает, что «иногда только знание исторического контекста позволяет нам убедиться, что применение канонического права, как бы оно ни было сформулировано, ограничивается строго определенным моментом церковной истории». И, добавим, определенным периодом церковной истории.[19]
Именно поэтому редко задается вопрос о возможности отмены решения Трулльского Собора (692 г.), требующего сегрегации евреев в христианском мире: «Никто…не должен… ни вступать в содружество с ними, ни в болезнях призывать их и лечения принимать от них, ни в банях… с ними мыться».[20]
Ни под каким видом христиане не должны признавать священный характер иудейских праздничных трапез, ни тем более разделять их с евреями: по решению Лаодикийского Собора середины IV века, «не следует принимать у иудеев опресноков и участвовать в бесчинствах их».[21]
Литургические проблемы
Более серьезная проблема, поскольку она оказывает большее влияние, связана с текстами православных богослужений Страстной седмицы. Эти тексты поэтически обрамляют канонические правила и представляют собой богослужебное истолкование антииудейского сознания ранней Церкви. Эти тексты восходят к раннему Средневековью и, возможно, имеют палестинское происхождение. Так или иначе, ими разрешается пользоваться и сегодня, не подвергая никакой редакции.
На утрене Великой Пятницы особенно живо представляется Иисус в качестве жертвы евреев, которые, соответственно, именуются как «богоубийц собор», «богоубийц сонмище»: «Вот что говорит Господь иудеям, – утверждается в этой бесстыдной выдумке, – ‘Народ Мой, что сделал Я тебе, или чем тебе досадил? Слепцов твоих я сделал зрячими; прокаженных очистил; человека, лежащего на одре, восставил. Народ Мой, что Я сделал тебе, и чем ты отплатил Мне: за манну – желчью, за воду – уксусом; вместо любви вы пригвоздили Меня ко кресту. Более этого Я уже не потерплю, и призову к Себе Моих язычников (мои языки): они прославят Меня с Отцом и Духом, и Я дарую им жизнь вечную’».[22]
Здесь мы встречаемся с «учением вытеснения» во всей его полноте. Евреи распинают, евреи – богоубийцы. Вечную жизнь наследуют христиане из язычников, а евреев уже в предыдущих чтениях этой службы предупреждают, что они получат по заслугам: «Даждь им, Господи, по делом их, яко не разумеша Твоего снисхождения».[23]
О таком прошении тем более следует сожалеть, так как его хорошо понимают многие участвующие в службе. Дело в том, что здесь церковнославянский язык ближе к общеупотребительному русскому, чем в других частях этой требовательной в лингвистическом смысле службы. В результате такое прошение могло восприниматься, как призыв к мести. И если насилие в дореволюционной России не часто случалось в Великий Четверг и Великую Пятницу, то, действительно, «традиционно самые страшные погромы приходились на Пасху»,[24] доказательством чему служат погромы в Кишиневе 1903 года. И «праздничные», если можно так выразиться, погромы не прекратились до сих пор. Не далее, как в ночь на прошлогоднюю Пасху, в Смоленске было осквернено еврейское кладбище. Таким образом, ложное благочестие ведет к пагубным поступкам. Считается, что такая служба, как Утреня Великой Пятницы, составлена сообразно учению Церкви, ибо lex orandi lex credendi. Между тем авторитет этой службы основан исключительно на том основании, что она существует в течение многих веков. Ее не утверждали на Вселенском Соборе, и она не нуждается во Вселенском Соборе для новой редакции или, если потребуется, для упразднения. Такого рода реформы время от времени предлагались, в том числе греческим богословом Хамилкаром Аливизатосом (1960 г.). Однако до сих пор ничего не предпринято, и мы по-прежнему принимаем участие в этих службах.
Миф о ритуальных убийствах
И наконец, кто бы мог подумать, что средневековые страхи перед ритуальным убийством доживут до наших дней! Однако таково общество, а котором мы живем, такова наша современная Церковь.
Позвольте привести только два примера того, что подобные страхи существуют. Хорошо известно, с какими трудностями приходится сталкиваться при прославлении даже общепризнанных новомучеников советского периода: например, такой праведник, как митрополит Петр Полянский, был прославлен лишь в 1977 году, через шестьдесят лет после его казни. Что касается канонизации матери Марии Скобцовой, то такая канонизация даже не стоит на повестке дня. Вместе с тем, много лет назад малоизвестный младенец Гавриил занял место в русском церковном календаре без какой-либо формальной канонизации – только потому, что в 1690 году светский суд недалеко от Белостока решил, что мальчик мученически погиб от рук евреев (как говорят в таких случаях, «от жидов убиенный»). Из года в год его праздник с воодушевлением отмечается в городке, где он погиб. Во время службы в его честь неоднократно говорится о евреях, которые якобы убили мальчика из ритуальных целей.
Таково одно из печальных явлений, доживших до наших дней. Но особую тревогу должно вызывать в нас недавнее признание нынешнего председателя комиссии Священного Синода Московской патриархии, что возможность ритуальных убийств не исключена. Когда в ходе расследования убийства императора Николая II и его семьи был поднят вопрос о возможном ритуальном убийстве, председатель счел своим долгом обратиться за консультацией на этот счет к специалистам московских духовных школ. Свой ответ они сформулировали следующим образом: на суде Бейлиса 1913 года «не удалось доказать самого существования таких убийств у евреев».
В любом случае, заключили консультанты, «типичное ритуальное убийство, каким оно изображается у авторов, исходящих из существования таких убийств, имеет мало общих черт с убийством в Ипатьевском доме». Кроме того, «ничего не известно о религиозности лиц, причастных к убийству царской семьи, имевших еврейское происхождение».[25]
Это заявление ни в коей мере не может рассматриваться как отрицание ритуальных убийств. Таким образом, приходится признать, что миф о ритуальных убийствах евреями также служит препятствием к развитию диалога между двумя вероисповеданиями, – тем более, что выводы комиссии были без колебаний приняты на архиерейском соборе прошлого года.
Как долог будет наш путь?
Нам предстоит еще долгий путь. На сегодняшний день православные России еще не извлекли серьезного урока из Катастрофы; последствия Катастрофы не приблизили их к еврейскому народу. В отличие от западного мира, Холокост не помог им ближе увидеть значимость и красоту иудейской веры. А это, в свою очередь, мешает им увидеть полноту собственной веры.
Будем надеяться, что и у нас состоится такой же Вселенский Собор, как у католиков, открытый Святому Духу. Созыв великого и священного Собора нам обещают уже много лет. К сожалению, для подготовки к нему нам не хватает учености, смирения и настойчивости, чтобы выйти, если потребуется, за пределы хорошо знакомых норм и ограничений. Еще меньше мы готовы к тому, чтобы обсудить, а может быть, и принять в этой сфере трудные соборные решения. Нам следует понять, что каждый этап собора потребует от нас особых сил, мужества и решимости, чтобы не только принять его решения, но и, приняв, воплотить их в жизнь. Опыт католического мира, разумеется, окажется нам полезен, но, прежде всего, мы должны проявить решимость.
Однако решимость сможет появиться у нас только в том случае, если мы преодолеем те симптомы болезни, о которых я говорил выше. Главную роль в этом процессе должна играть горячая потребность признать другого и быть признанным им. Если бы мы только сумели всерьез воспринять слова видного христианского деятеля, греческого митрополита в Швейцарии Дамаскина, произнесенные им на III Международном съезде иудеев и православных христиан (1993 г.), то смогли бы двинуться в правильном направлении. Православное христианство, сказал митрополит, признает в «богословии, антропологии и космологии иудаизма основные элементы своего учения». Владыка Дамаскин подтвердил свое заявление словами об «искреннем почитании не только Ветхого Завета, но и [всего] духовного опыта избранного народа в божественной икономии человеческого спасения». Духовного опыта избранного народа, который, мог бы он прибавить, должен включать и Катастрофу, Шоа.
Подобные убеждения позволили бы владыке оценить и, если случится, повторить приветствие будущего папы Иоанна XXIII в те дни, когда еще никто еще не мог предвидеть появления Nostra Ætate. В 1960 году, когда будущий папа еще был патриархом Венеции. к нему на аудиенцию явилась делегация евреев. Он вышел к ним с неожиданными словами приветствия: «Я Иосиф, брат ваш». Это была встреча давно потерявших друг друга родных, на глазах которых выступили слезы радости от предстоящего примирения.[26]
Примечания
1. L.Rappoport, Stalin’s War against the Jews (New York and Toronto, 1990), p. 250 n. 3 (Раппопорт сомневается в достоверности этого сообщения).
2. L.Rappoport, op. cit., p. 78. Книга Эренбурга и Гроссмана, под названием «Черная книга», была опубликована в Израиле только несколько десятилетий спустя (Иерусалим, 1980). Затем было опубликовано двухтомное украинское издание (Запорожье, 1991). Английский перевод: The Black Book (New York, 1981).
3. Цит. по: R.Headland, Messages of Murder: A Study of the Reports of the Einsatzgruppen of the Security Police and the Security Service, 1941–1943 (London and Toronto, 1992), p. 114.
4. Об о. А.Глаголеве см. Черная книга (1991), сс. 67–71. О Марии Скобцовой и Дмитрии Клепинине см. Сергей Гаккель, Мать Мария (Paris, 1992), сс. 192–261 и Sergii Gakkel, Pearl of Great Price (London, 1981), pp. 98–149.
5. Письма и послания митрополита Андрея Шептицкого […] немецкой оккупации (Saskatchewan, 1969), сс. 222–231.
6. Cardinal Johannes Willebrands, Church and Jewish People (New York and Mahwah NJ), p. 169.
7. Цит. по: I.Greenberg, ‘Judaism and Christianity after the Holocaust’, Journal of Ecumenical Studies 12 (1975), p. 525. Возможно, в своем ответе епископ опирается на отрывок I Фесс 2:14–16, подлинность которого вызывает сомнения.
8. Цит. по: J.H.Miller, ed., Vatican II: An Interfaith Appraisal (Notre Dame and London, 1966), p. 358.
9. Цит. по: Willebrands, Church and Jewish People, p. 58.
10. Цит. по: P. Hebblethwaite, John ХХIII: Pope of the Council (London, 1984), p. 264.
11. Nostra Ætate, п. 4.
12. Цит. по: Willebrands, Church and Jewish People, p. 211–219.
13. ‘Joint Statement on the Shoah and Antisemitism (Prague, 1992)’ цит. по: Willebrands, Church and Jewish People, p. 250.
14. H.C.Kee and I.J.Borowsky, ed., Removing Anti-Judaism from the Pulpit (Philadelphia and New York, 1996), p. 50.
15. Перевод с неопубликованного итальянского оригинала; цит. по: P.Hebblethwaite, John XXIII: Pope of the Council, p. 431.
16. Как указывает Джон Павликовский, «Иисуса убили некоторые евреи и некоторые римляне, однако христиане возложили все на евреев […]. С исторической точки зрения, римляне, вероятно, имеют гораздо большее отношение к смерти Иисуса, чем это следует из христианского Писания». (цит. по: Removing Anti-Judaism from the Pulpit, p. 98).
17. PG 46:685.
18. Иоанн Златоуст, Logoi kata loudaion v. 1, i. 3, vi. 7 and i.6.
19. P.L’Huillier, The Church of the Ancient Councils: The Disciplinary Work of the First Four Ecumenical Councils (Crestwood NY, 1996), p. 8.
20. Книга Правил Святых Апостолов, Святых Соборов, вселенских и поместных, и Святых Отцов. 11-ое правило VI Трулльского Собора.
21. Ibid., 38-ое правило Лаодикийского Cобора.
22. Триодь Постная (Moscow, 1992), утреня Великой Пятницы, 12-ый антифон после четвертого евангельского чтения. Сборник суточных церковных служб, песнопений главнейших праздников и частных молитвословий Православной Церкви на русском языке (Paris, 1989), с. 336. Относительно «богоубийц» см. там же, с. 339, третья стихира блаженств и ст. 1 шестой песни канона.
23. Триодь Постная, 11 антифон после четвертого евангельского чтения.
24. R.Kenez, ‘Pogroms and White Ideology of the Russian Civil War’, цит. по: J.Klier and S. Lambrosa, ed., Pogroms: Anti-Jewish Violence in Modern Russian History (Cambridge, 1992), p. 306.
25. Доклад о работе комиссии Священного Синода по канонизации святых над вопросом о мученической кончине царской семьи: представлен митрополитом Ювеналием на заседании Синода 10 октября 1996 г.
26. Цит. по: P.Hebblethwaite, John XXIII, p. 193.
Впервые опубликовано в материалах Второй международной научной конференции «Богословие после Освенцима и его связь с богословием после ГУЛАГа: следствия и выводы». Высшая религиозно-философская школа, Санкт-Петербург, 1999.
Источник: International Council of Christians and Jews (под редакцией Nuntiare).
Также на эту тему:
- Сергей Лезов. Национальная идея и христианство
- Евгений Беркович. Христос в Освенциме: Кризис христианства после Холокоста
Следите за нашими новостями!