«Наш Бог – это Бог, который сам принял сторону бедняков» – таков сформулированный Хуаном Луисом Сегундо (Уругвай) принцип латиноамериканской «теологии освобождения», которому она остается верна со времени своего возникновения в 60-е гг. ХХ в. до нынешнего дня. Ибо именно сегодня знаковые левые писатели Майкл Хардт и Антонио Негри написали в своей «Империи» под явным влиянием «теологии освобождения»: «Бедняк – это Бог на земле. В наши дни нет даже иллюзии трансцендентного Бога. Бедняк разрушил этот образ и вернул себе его власть». Второй важнейший принцип «теологии освобождения» отчеканил один из ее классиков – аргентинец Энрике Дюссель: «Говорить об освобождении как об абстрактном спасении, – значит не говорить ничего. Говорить об освобождении — значит понять, какой тип угнетения практикуется у нас. И процесс начинается от этого понимания. Но это не теоретический, а практический процесс». Иначе говоря, под освобождением в «теологии освобождения» разумеется прежде всего революционная практика. Президент Венесуэлы Уго Чавес, давний последователь «теологии освобождения», обращаясь к согражданам в канун Рождества 25 декабря 2005 г., назвал Иисуса Христа «революционным героем». «Для меня Рождество – это Христос. Христос-бунтарь, Христос-революционер, Христос-социалист», – сказал президент в телевизионном эфире.
«Теология освобождения» выросла в огромную проблему для престола Петра в Риме. После смерти папы Иоанна Павла II 2 апреля 2005 г. и избрания кардинала Йозефа Ратцингера новым папой под именем Бенедикта XVI для мировой общественности стала очевидной одна принципиальная вещь. В политике нового папы ключевое место занимает разгром латиноамериканской «теологии освобождения» как составная часть курса на свертывание реформ в католической церкви. «Теология освобождения» не была объявлена ересью, но от этого она не стала менее опасной для наместника Бога на земле. В чем состояла суть помянутой проблемы?
После II Ватиканского собора (1962–1965 гг.) в умах католиков возникла мысль, казавшаяся тогда вполне реальной, будто церковь способна на реформы. В качестве помощника кардинала Фрингса Йозеф Ратцингер также принимал участие в работе II Ватиканского собора. Обновленчество затронуло даже орден иезуитов. В церкви появилось два лагеря. «Иезуитам-социалистам» противостояла такая внутрикатолическая организация, как «Опус Деи» («Божье дело») – крайне консервативная структура, созданная испанским священником Хосе Мария Эскрива де Балагер во франкистской Испании. Популярный папа Иоанн Павел II был сторонником этой линии. Именно он поднял «Опус Деи» на невиданную ранее высоту, канонизировав его основателя. Йозеф Ратцингер стал одним из самых ярых поборников ретроградной политики «Опус Деи». «Это Его (Христа) церковь, а не поле для экспериментов», – так сформулировал кардинал свою позицию с прицелом на «теологию освобождения». Именно Ратцингер разрабатывал атаки Святого престола на непослушных Ватикану кардиналов, прелатов, епископов и священников, заменяя их на более удобных.
В 1985 г. бразилец Леонардо Бофф, один из главных идеологов «теологии освобождения», был приговорен к 18 месяцам «молчания» кардиналом Йозефом Ратцингером, который вел тогда крестовый поход против уклонистов – адептов этой доктрины, проповедовавшей тезис о «предпочтительных условиях для бедных». Он так прокомментировал решение конклава о его избрании папой: «Выбор в пользу Ратцингера объясняется тем, что 113 из 115 кардиналов обязаны своей пурпурной мантией Иоанну Павлу II. Поэтому они считают естественным продолжение консервативной и контрреформаторской линии в церкви, сложившейся при Кароле Войтыле».
Камило, Мануэль Перес, Фидель и Эрнесто
За образом Иисуса-революционера, предложенным Уго Чавесом, проглядывают лики трех легендарных людей Латинской Америки со сходной судьбой – Эрнесто Че Гевары, Камило Торреса и Мануэля Переса Мартинеса. Биография популярного Че Гевары в России (майки с его изображением носят у нас даже мультимиллионеры) достаточно известна, в отличие от жизней Торреса и Мартинеса. Но между их судьбами существует прямая связь.
Колумбийский католический священник отец Камило Торрес, вначале пытавшийся создать независимое массовое революционное движение для «установления народовластия» и построения социализма, ушел в подполье и присоединился к партизанам из Армии национального освобождения (ELN). Помимо роли «духовного отца» партизанской общины Торрес был врачом партизан, учителем детей и переводчиком текстов Мао, Ленина и Кастро. Портрет Кастро висел в его «лесной церкви» рядом с Иисусом. 2 сентября 1965 г. Торрес писал: «Мой долг как священника – сделать все, чтобы люди встретились с Богом, а для этого самый эффективный путь – сделать так, чтобы люди служили народу по совести. Я не стремлюсь агитировать своих братьев-коммунистов, пытаясь побудить их принять христианское учение и практиковать церковный культ. Но я требую, чтобы все люди действовали по совести». В феврале 1966 г. Камило Торрес погиб в бою с карателями.
Примеру Торреса через много лет последовал другой католический священник – испанец Мануэль Перес Мартинес. Перес вспоминал спустя много лет: «На нас очень сильно повлияли две вещи – борьба и смерть отца Камило и вообще партизанское движение за социалистическую революцию в странах третьего мира». После присоединения к партизанскому движению в Колумбии Мануэль Перес вскоре стал лидером UCELN, то есть Камилистского союза – Армии национального освобождения (первым команданте). За всю историю Армии национального освобождения довольно большое число священников стали ее бойцами. Это привлекло к ELN симпатии многих христиан, в силу чего в UCELN была создана специальная христианская секция. Тем не менее отношение организации к религии вплоть до самого конца 1980-х гг. было несколько противоречивым. Сам Мануэль Перес признавал, что в партизанском движении недостаточно пространства, «для того чтобы быть одновременно и верующим, и марксистом… Нам пока не удалось сломать барьеры предубеждения и легкого страха, которые мешают одним бойцам с пониманием отнестись к вере других».
В 1986 г. в ходе дебатов об отношении левых радикалов к религии Мануэль Перес отмечал: «В свое время мы начали изучать взаимосвязь религии и классовой борьбы и вскоре поняли, что основная борьба ведется не между традиционной церковью и революцией, а между народной и традиционной церквами. Вместе с тем мы хотели бы, чтобы, с одной стороны, до многих марксистов наконец дошло, что революционные христиане – это их союзники в борьбе за новую Колумбию, а с другой – чтобы революционные христиане поняли, что движущая сила революции в нашей стране – это все-таки марксизм, а не христианство». Идея народной церкви как массовой силы революции – вот что характерно для теологии Мартинеса. Что же касается его собственной эволюции, то Перес признавал, что именно христианство сыграло главную роль в том, что в конечном итоге он встал под знамена революционного движения. Вместе с тем он добавлял: «Христианство – это мотив, а не наука революции. Наука революции – это марксизм. По этой причине мы собираемся строить не христианскую организацию, не христианское общество, а марксистскую организацию и социалистическое общество». 14 февраля 1998 г. в одном из районов Колумбии, находящихся под контролем партизан, в возрасте 55 лет после тяжелой болезни скончался Мануэль Перес Мартинес.
К истории «теологии освобождения»
Венесуэльский богослов-иезуит Педро Триго утверждает, что «теология освобождения» явилась реакцией церкви в Латинской Америке на решения II Ватиканского собора. Основные положения нового богословского течения были озвучены церковными иерархами на второй конференции Латиноамериканского совета епископов (CELAM) в колумбийском городе Медельине в 1968 г. «Теология освобождения» приобретала все большую популярность и все чаще вызывала критику со стороны церковных консерваторов. Термин «теология освобождения» впервые прозвучал в 1971 г. из уст перуанского богослова и социалиста Густаво Гутьерреса. Его новая «теология» не просто по-новому сочетала католицизм с революционно-левой практикой (что случалось и раньше), но доказывала на цитатах из Писания и на исторических примерах взаимообусловленность двух начал – спасения души и непримиримой борьбы за земную справедливость как сущностно одного и того же процесса. «Теология освобождения» завоевывала не только сочувствующие партизанам крестьянские районы, где все можно списать на «непросвещенность» аборигенов, но и столичные университеты. Оставаясь священником, Гутьеррес был признан интеллектуальным наследником марксистского философа Луи Альтюссера. Со своей стороны, Альтюссер в 80-е гг., по свидетельству Этьена Балибара, «часто встречается со своим другом Станисласом Бретоном, философом и богословом и обсуждает с ним «теологию освобождения». В эпоху расцвета в «теологии освобождения» насчитывалось около девяти разных направлений, к которым принадлежали светила теологической мысли в Латинской Америке, оказывавшие большое влияние на своих коллег в Европе и Северной Америке.
Быстро наметился с самого начала ожидаемый конфликт «красных католиков» с римским папой. Папские энциклики о классовом мире ими высмеивались и признавались в лучшем случае самообманом. «С точки зрения диалектики «примирение» – это преодоление породившей гнев несправедливости, то есть путь к «примирению» возможен только через социальную революцию», – разъяснял бюллетень «теологии освобождения», издававшийся в Лиме (Перу). Сложилась своя иерархия долга священника перед обществом – анализ ситуации без оглядки на правящие классы и действующую власть, просвещение масс в соответствии с этим анализом, наконец, деятельное участие в освобождении общин от «рабства капиталистического греха». Несмотря на всю пропаганду «официального католицизма», идеи и тексты «теологии революции» все дальше распространялись ее новыми «апостолами» (Вирхилио Элисондо, отец Бофф, написавший манифест «Харизма и власть») и вышли далеко за пределы Американского континента. Побудительные мотивы, породившие «теологию освобождения» в Латинской Америке, проявились также в Африке. Там возникли «черная теология», «африканская теология революции» и другие похожие концепции. Они выражали стремление католиков Африки к социальной справедливости и политическому раскрепощению. Приверженцы этих взглядов провели несколько международных встреч, в частности в Дар-эс-Саламе, в которых принимали участие их единомышленники из стран Азии.
Формальная маргинализация движения произошла в конце 1970-х, с началом понтификата Иоанна Павла II. Третья конференция CELAM в мексиканском городе Пуэбла в 1979 г. прошла при участии самого понтифика, осудившего политизацию церкви в Латинской Америке. Ватикан в лице Иоанна Павла II и главы Конгрегации по делам вероучения кардинала Йозефа Ратцингера предпочел дистанцироваться от «теологии освобождения» как от «сочетания католической доктрины и марксистских идей». Страх перед коммунизмом заставлял Святой престол крайне настороженно относиться и к фактам тесного сотрудничества церкви и социалистов в Латинской Америке. В 1984 г. за подписью Ратцингера была обнародована «Инструкция по некоторым аспектам теологии освобождения», в 1986 г. — инструкция «Христианская свобода и освобождение», в которых было выражено осторожное, но весьма определенное осуждение «теологии освобождения». Так, в инструкции 1984 г. подчеркивалось: «В данном документе речь пойдет только о том течении мысли, которое под именем теологии освобождения предлагает новаторскую интерпретацию содержания веры и христианского существования, серьезно расходящуюся с верой церкви и, более того, представляющую собой ее практическое отрицание. Некритические заимствования из марксистской идеологии и обращение к отмеченным рационализмом тезисам библейской герменевтики являются корнем новой интерпретации, искажающей все подлинное из первоначального обязательства в пользу верующих». В дискуссию об инструкции Ратцингера включился (за несколько дней до смерти) крупнейший теолог, один из архитекторов II Ватиканского собора иезуит Карл Ранер. Его письмо кардиналу Ландасури Рикеттсу, архиепископу Лимы, исполнено уважения к Гутьерресу: «Я убежден, – писал Ранер, – в ортодоксальности теологических работ Густаво Гутьерреса. Теология освобождения, которую он представляет, совершенно ортодоксальна».