На пороге Самайна стоит человек
в белых одеждах,
в венце ветвистом,
и когда он идёт, звенят колокольца,
и легка у него походка.
Или это вовсе не человек –
не угадаешь,
только слышатся песни нездешние
в шуме его шагов,
в том, как плащ шелестит,
а ещё он совсем не оставляет следов
на широкой и пыльной дороге.

А ребёнок смотрит, раскрыв глаза,
дивится,
и ребёнку протягивают холодную белую руку,
и ребёнок идёт, и шаги его всё меньше и меньше слышно,
вдаль с таинственным незнакомцем в венце ветвистом.

Так годами уходят дети, уходят навеки,
за порогом Самайна их ждёт земля вечно юных,
там зелёные травы ласкают ноги, и ветер медовый,
и поют, и играют на флейтах, и дивно пляшут.

Так меня увели, когда мне было пять ли, или тринадцать –
я из тех, кто вернулся, или кого вернули.
И с тех пор у меня в глазах отблески дальних красок
и нездешняя стынь, и в ушах звенят колокольца.

Я стою на пороге Самайна в белых одеждах,
в венце ветвистом,
я протягиваю ребёнку холодную белую руку.