В последние годы мы узнали о существовании нового понятия – толерантности. Но в чем она состоит – для большинства из нас и сегодня загадка. А всего непонятного мы уже привыкли бояться. Особенно эту боязнь подогревает, укрепляя в уверенности «тут что-то нечисто», то, что государство и различные общественные организации проводят разные мероприятия ради укрепления толерантности, особенно известны «уроки толерантности» в школах. Страхи перед этим питаются и многочисленными сообщениями в интернете о том, что на них происходит – особенной популярностью пользуются версии с развитием темы про «дома терпимости» или толерантность к антителам (кто-то даже договорился до того, что «толерантность хуже СПИДа»), что придут школьники – а там гомосексуалисты и африканские шаманы на западные деньги привьют им все мыслимые пороки.
Впрочем, все это уже мы видели много раз – при введении ИНН, хотя бы. Сообщалось (точно так же «анонимно-достоверно» в Интернете), что это «клеймо зверя», которое при получении разом губит душу, отдавая ее во власть дьявола. «Открытые письма» против «уроков толерантности» до боли напоминают аналогичные письма епископа Диомида, с поиском «чипов контроля» даже в паспортах и мобильных телефонах.
Редкие сообщения очевидцев («Про геев на уроках толерантности выдумывать не надо. Школьные чины сразу говорили, что разговор будет о национальностях. Мой ребенок, когда пришел из школы, сказал, что «То-ли-рантность – это значит, что все должны помогать друг другу»») людей не убеждают. Ведь ясно же, что «что-то нехорошее, а иначе зачем же это все делается»? В нашей истории и в наших традициях мы ее не помним, а значит она нам и не нужна, и не им нас поучать…
Давайте же разберемся – что же такое толерантность, когда и откуда она появилась, в чем состоит, приемлема ли (и свойственна ли) она для России?
Западная Европа, XVII век. Разгар религиозных войн и гонений. В 1609 г. король Испании изгоняет из страны около миллиона морисков (крещеных мавров), оставшихся на Пиренейском полуострове после Реконкисты (население Испании в то время составляло всего 8,5 миллионов человек). Тридцатилетняя война между католиками и протестантами в Германии унесла в 1618 – 1648 гг. до 75% населениях, насчитывавшего перед войной 18 миллионов. В 1685 г. во Франции отменяется Нантский эдикт 1598 г. о равноправии вер и начинаются «драгоннады» – жесточайшее обращение в католицизм гугенотов, вызвавшее в последующие годы эмиграцию от 250 до 300 тысяч человек. Продолжала свирепствовать инквизиция, отправлявшая на костер еретиков, евреев, «ведьм» и просто вольнодумцев, ей не уступали в жестокости протестантские суды – по свидетельству современников, один только судья-лютеранин Бенедикт Карпцов (1595 – 1666) вынес в Саксонии 20 тысяч смертных приговоров. Нетерпимость была знаменем той эпохи.
В то страшное время, как отмечает историк-германист Олег Пленков, «Пруссия была единственной толерантной и терпимой к меньшинствам европейской страной (в веротерпимости только Нидерланды могли равняться с Пруссией): в 1685 г., когда во Франции отменили Нантский эдикт, Великий курфюрст (кальвинист, в отличие от своих подданных лютеран) приютил 20 тыс. гугенотов, в 1690 г. из 11 тыс. жителей Берлина было 4 тыс. гугенотов, а в 1700 г. в Берлине французы-гугеноты составляли 20% населения. До гугенотов – в 1671 г. – приют в Пруссии находили евреи, потом вальденсы, меннониты и 18 тыс. лютеран из Зальцбурга, вытесненные тамошними католиками», сюда же бежали от преследований польские и чешские протестанты.
Прусский курфюрст Фридрих Вильгельм (при жизни прозванный немцами Великим) так выразил в 1686 г. свои убеждения: «Как бы сильна ни была ненависть, всегда как правило возникающая на почве различия в религиозных взглядах, древнее и священнее является однако закон природы, по которому человек обязан переносить и терпеть людей и помогать без вины пострадавшим. Ибо без этого обруча человеческого сообщества, которым скреплены друг с другом не только цивилизованные, но и варварские народы во все времена, невозможно было бы какое-либо сообщение между ними».
Этот «закон природы, по которому человек обязан переносить и терпеть людей» и есть исток и основа толерантности (tolerantia по-латыни и значит «терпимость»). Сейчас может показаться невероятным, что в Пруссии конца XVII века эмигранты-французы (с другим языком, другим цветом волос и прочим) составили большую часть населения и Берлина, и маленьких городков в провинции (в мекленбургском Штрасбурге на 140 местных жителей пришлось 244 французских эмигранта) и это не вызвало жестокой резни в ближайшие же годы! Наоборот, французы принесли с собой расцвет сельского хозяйства и ремесел, они первыми начали производить в Пруссии такие неотъемлемые предметы цивилизации как бумага, зеркала, свечи, мыло… Еще спустя восемьдесят лет, уже при Фридрихе Великом, потомки гугенотов продолжали говорить на своем языке, и отказались от него только в начале XIX в., когда Пруссию оккупировали солдаты Наполеона.
На своих языках говорили и свою веру исповедывали в Пруссии и представители иных народов. Фридрих Великий в 1740 г. официально заявил: «Все религии равны и хороши, если их приверженцы являются честными людьми. И если бы турки и язычники прибыли и захотели бы жить в нашей стране, мы бы и им построили мечети и молельни».
Расходится ли это с российскими традициями? Вспомним, что в 1733 г. писал в своем «Разговор двух приятелей о пользе наук и училищ» наш великий историк и общественный деятель Василий Татищев: «умному до веры другаго ничто касается и ему равно Лютер ли, Кальвин ли, папист, анабаптист, могометанин или язычник с ним в одном городе живет или торгуется. Ибо не смотрит на веру, но смотрит на его товар, на его поступки и нрав» (об этом же говорил и Фридрих, призывавший смотреть не на веру, а на личные качества людей). Он обращал внимание, что «наша Россия не токмо разных исповеданий христиан, но магометан и язычников многим числом наполнена», и видел в этом залог ее развития и силы (Сергей Перевезенцев. Отечества пользы для. М., 1990).
В советское время мы привыкли и стали считать единственно возможным моноэтнично славянское население крупных городов, составлявшее в Москве и Ленинграде 94% (из них 89% русских) населения. Но мы забываем, что это – картина после репрессий 30-х, после которых на место выселенных «в город» поехали лимитчики из русской деревни.
Между тем реальная картина даже в начале ХХ века была совсем иной. В подробном исследовании В.С. Кеменова «Суриков» (М., 1987) на основе данных из «Петербургской газеты» за 1897 г. и воспоминаний Александра Сереброва (А. Н. Тихонова) о жизни в Петербурге в 1898 – 1905 гг. описывается, как «молодой Суриков впервые увидел столицу Российской империи, город Петра, приехав прямо из глубины Сибири, где русские национальные нравы, обычаи, язык, типы хорошо сохранились. Привыкшего к этой среде художника особенно поразил контраст с «онемеченным» Петербургом, где на немецком языке говорило более сорока тысяч жителей.
На Васильевском острове, где поселился художник сразу же по приезде в Петербург, «линии» острова «пестрели немецкими вывесками»; хозяева многих квартир вовсе не говорили по-русски».
Кроме немцев, в Петербурге и его окрестностях было хорошо заметно присутствие многочисленных латышей, а также аборигенов этой земли – финнов и ижоры.
Академик Дмитрий Лихачев в одном из интервью (Наука и религия, 1989, № 7) описал, как разрушался этот национально мозаичный мир: «Я прекрасно помню, как в конце 30-х годов, накануне финской кампании, из дачного поселка Токсово выселили всех финнов. Становилось жутко от безлюдного, безжизненного пространства, совсем недавно одного из привлекательнейших ленинградских пригородов. Финны испокон веков являлись хранителями исторической памяти» тех мест. «Население боялось говорить по-фински. Многие из тех, кто там жил, записывались русскими, чтобы их не выслали. Или, скажем, в Усть-Ижоре уже после войны начальник паспортного стола говорил возвращающимся: «Чего это за ижора такая? Пишитесь русскими, спокойней будет!»»
Многие помнят фильм «Русь изначальная» (1986 г.). Девушку главного героя в племени древних русичей сыграла молодая и неизвестна тогда еще актриса Елена Кондулайнен. Ее отец – один из тех самых описанных Лихачевым ижорцев, отказавшийся в 40-е сменить свою национальность. Елена, родившаяся в 1958 г. на хуторе под описанным Лихачевым Токсово, вспоминает: «В детстве меня называли «чухной поганой». Когда пришло время получать паспорт, я год не могла его получить, потому что меня не хотели записывать финкой. Говорили: «Тут должны жить русские. А у тебя будут большие сложности, ты не поступишь в институт, а если война – тебя сошлют, расстреляют, потому что советское государство не может за тебя отвечать». В итоге я записалась русской.
Из-за фамилии меня долго не хотели снимать. Даже на пробы не приглашали. На роль в фильме «Русь изначальная» утверждали под фамилией Иванова». Уж очень она внешне подходила для роли – русоволосая и голубоглазая, прямо как русичи на популярных в те годы картинах Ильи Глазунова. Парадокс – но в том числе с помощью таких фильмов в сознании людей уже к концу 80-х сформировалось устойчивое мнение о изначальном и неизменном русском населении нашей страны…
Кроме немцев, латышей и финнов, в крупных городах в большом числе проживали и мусульмане, о чем писал в 1881 г. известный мусульманский публицист И. Гаспринский: «в Москве и Петербурге проживают тысячи мусульман, имея свои улицы, мечети и проч. Это большей частью – татары; но кроме них, во всех больших городах внутренней России, не говоря уже о пограничных областях, вы найдете торговцев-персиян и пекарей-турок» (Гаспринский И. Русско-восточное соглашение. Казань, 1993). В 1904 г. в Москве и в 1913 г. в Петербурге в связи с увеличением числа мусульман открываются (в дополнение к уже существовавшим) огромные Соборные мечети соответственно на 2 и 5 тысяч молящихся. Сейчас, после целой череды скандалов вокруг строительства мечетей, сопровождаемых в СМИ статьями с характерными названиями вроде «Почему русский город боится строить мечеть» (Комсомольская правда. 17.11.2005), трудно представить, как всего сто лет назад москвичи и петербуржцы спокойно смотрели на них…
Исламофобия, боязнь мечетей – феномен недавний, вошедший к нам в 2005 г. с Запада – с газетных репортажей о «бунте мусульманских мигрантов» в Париже и с вышедшего в том же году романа Елены Чудиновой «Мечеть Парижской богоматери», живописующего ужасы в Париже недалекого будущего, где мусульмане, взяв власть, превратят главный собор города в мечеть Аль-Франкони и загонят христиан в гетто. Все это подстегивается сообщениями о новых мечетях и толпах молящихся у них в мусульманские праздники. Да – но растут и очереди к православным храмам на Пасху и Рождество, растет и население Москвы в целом (сто лет назад в ней жило в десять раз меньше людей – всего-то миллион с небольшим, и мусульманам хватало мечети на 5 тысяч человек). Другое дело, что это же «русский город боится строить мечеть»…
Мигрантофобия – явление более старое, еще с 90-х годов, но здесь тоже можно сказать – «почему они едут к нам», «мы не хотим видеть в русском городе их пляски». Но вот что сказать о описанных выше ижорцах? Они жили у Финского залива задолго до прихода туда первых славян, именно ижорский старейшина Пелгусий оповестил в 1240 г. князя Александра о вошедших в Неву на ладьях шведах, они мирно жили рядом с русскими с момента основания Петербурга. И тем не менее в декабре 1937 г. ижорские национальные школы были закрыты, преподавание на ижорском языке запрещено, людей запугивали и заставляли записываться русскими (благо внешне было не отличить, а по-русски говорили без акцента). Причины для неприязни не было – но она была. От дразнивших их «чухной» в школе детей до отказывавшихся регистрировать родную национальность взрослых – у всех у них была нетерпимость к просто чем-то непохожим на них людям. «Тут должны жить русские», «это русский город» повторяется в предыдущих описаниях как рефрен, и дело (как было показано) не в критериях «коренности» или «мирности».
Сила Российской империи, а затем СССР была именно в объединении непохожих друг на друга людей, которые, тем не менее, вместе ходили в атаку на войне или на стройку. В советских фильмах 40-х годов они все-таки признавались – вспомним командира дивизии полковника Алиева в знаменитом фильме «Звезда» (1949). Или уже из нашего времени – гвардии полковника Юнус-Бека Евкурова, под командованием которого в апреле 1999 г. российские десантники совершили дерзкий бросок в Приштину на защиту сербов.
Надо признать, что мы утратили опыт сожительства с непохожими на нас людьми, которые, между прочим, в настоящее время составляют не менее 20% граждан нашей страны. Выплескивающаяся на улицы с конца 90-х агрессия молодежи против «инородцев» вызвала в прошлом году уже массовую ответную реакцию – побоище 2 июня в московском районе Люблино с участием 150 – 200 человек. Причем с одной из сторон произошло небывалое до этого объединение: «Армяне, грузины, азербайджанцы, дагестанцы, чеченцы… против «славянских» фанатов сплотился весь люблинский «Кавказ» (Комсомольская правда. 30.06.2008). Перед этим, в конце мая 2008 г., к созданию в Москве охраняемых жилых комплексов для всех «людей, подвергающихся нападениям со стороны фашистов», призвал муфтий Аширов (эта тема вызвала широкий резонанс и обсуждалась в программе «К барьеру»).
Тут уже даже наиболее нетерпимым должно бы стать ясно, что попытка «поставить на место инородцев» путем насилия потерпела крах, достигнув совсем обратного результата – вместо того, чтобы испугаться и «понять свое место», они, наоборот, сплотились против нападающих, забыв свою старую племенную вражду. Появились «кавказские скинхеды», нападающие на бритоголовых и похожих на них молодых людей в метро. Нетерпимость вызвала ответную нетерпимость и агрессию.
Единственная возможность выживания – если мы не хотим противостояния (скрытого и открытого) в обществе и побоищ на улицах – это заново научиться терпимости друг к другу, вернуть себе лучшие традиции национального сосуществования как имперских, так и советских лет. Это возможно. Многие из нас на работе или в быту нормально общаются с представителями тех же кавказских народов, которые при ближайшем рассмотрении – отнюдь никакие не ужасные головорезы. Я был поражен, например, прочитав, как простой русский журналист Артем Русакович, без охраны и оружия, проехал в 2007 г. автостопом (!) через Дагестан и Чечню, описав это в своем блоге hitch-hiker.livejournal.com. Из его описаний видно, что это отнюдь не дикая – но и не «жирующая за наш счет» – часть нашей страны, одновременно современная и традиционная, благодаря энергии которой мы вместе могли бы поднять нашу страну, все сильнее технологически отстающую даже от недавних государств «третьего мира».
15 июля 2009 г.
Источник: НГ-Религии.