Вместо предисловия
У парадного подъезда и за его фасадом
Преданья старины глубокой…
Может ли гей быть православным, а православный – геем
«Венчается раб Божий…»
Братотворение в истории церкви
Вот такая бредовая гипотеза…
Братотворение сегодня
Как выглядит совершение братотворения
В последнее время в России, с одной стороны, активно развивается гей-движение и отношение к геям существенно меняется к лучшему. С другой стороны – во все стороны общественной жизни входит православие как традиционная религия нашего народа. Вопрос о соотношении веры и церковной обрядности с гей-ориентацией, таким образом, становится достаточно актуальным – прежде всего для тех геев, которые убежденно считают себя верующими и которых на самом деле весьма много (вспомним один из опросов на гейру, показавший – более половины ответивших относят себя к христианам).
Между тем сочетание ориентации и веры пока еще очень часто становится неразрешимой проблемой, последствиями которой нередко бывают серьезные душевные травмы. В разделе «Религия» на гейру есть немало интересных материалов о соотношении веры в Бога и «тематической» ориентации – но в основном своем большинстве это переводы из зарубежных источников протестантской направленности, весьма и весьма далеких от православия.
В этой работе мы постараемся рассмотреть, как обстоит с этим дело сейчас и что можно изменить в дальнейшем. Заранее просим прощения у читателя за то, что некоторые места работы изначально написаны сложным языком и вполне понятны лишь профессионалам – но мы сознательно пошли на это, чтобы отразить поставленные вопросы во всей возможной полноте. При этом мы старались не увлекаться смакованием многоразличного «чернушного» материала о современной церковной жизни, которого в нынешних СМИ, в Сети, а более всего – в разговорах околоцерковных людей сейчас более чем достаточно.
Официальная позиция православной церкви по отношении к геям – резко отрицательная, подчас – доходящая чуть ли не до анафематствования. Не секрет, что именно благословение однополых браков, которое сейчас практикуется в некоторых зарубежных протестантских церквях, входящих в состав ВСЦ (Всемирного совета церквей – одной из крупнейших мировых межцерковных представительных организаций) вместе с приятием практики женского священства стало причиной, надо полагать, необратимого ухудшения отношений ВСЦ и Русской православной церкви (далее – РПЦ). Сейчас только ленивый православный функционер не ругает ВСЦ и не требует выхода РПЦ из него.
Если с таким критическим подходом, в общем-то, следует согласиться, то абсолютную личную дискриминацию геев в церковной жизни – а именно так обстоит дело сегодня – принять никак нельзя. Но, увы – реальность в этом смысле нас, мягко говоря, не радует. Пишущим эти строки неоднократно приходилось встречаться например с тем, что человек, признававшийся священнику на исповеди в своей ориентации, подвергался настоящему шельмованию, грубым насмешкам, его буквально выгоняли из храма, не допускали к причастию или накладывали дичайшие епитимьи (духовные наказания).
Примечателен в этом смысле случай, рассказанный одному из авторов давним посетителем гейру – глубоко верующим человеком, выросшем в семейной атмосфере церковности, однако – четко осознавшим себя геем и вынужденным это скрывать. Наконец, ему надоело таиться и мычать на исповеди что-то невразумительное про «плотские грехи», «нечистые прикосновения» и т.п. Он приехал в Троице-Сергиеву лавру и на исповеди, которую проводил достаточно молодой монах, четко – и, кстати, с искренним чувством покаяния – сказал о своей ориентации. После этого у бедного батюшки глаза сделались как блюдца, он замахал на беднягу руками и забубнил: «Ты что, ты что! Я такой грех разрешить не могу, исповедовать тебя не буду. Иди к старцу (то есть одному из наиболее почитаемых монастырских духовников), пускай он с тобой разбирается!» – и вытурил юношу с исповеди. Тот, уже чувствуя, что ничего хорошего его не ожидает, побродил по лавре, попытался попасть на прием к старцу – что практически нереально, туда люди могут целыми днями своей очереди дожидаться – да и поехал из Сергиева Посада несолоно хлебавши… Надо сказать, что он еще легко отделался – бывали случаи и куда похлеще.
Впрочем, может произойти и совсем наоборот. Узнав, что перед ним – гей, батюшка сразу начинает маслено поблескивать глазками, обходится с «грешником» более чем либерально, и естественно – намекает, что этот духовный вопрос такой сложный, его надо обсудить в личном общении… Ну а дальше – дураку понятно.
Здесь мы касаемся вопроса о распространенности гомосексуализма в церковной среде. Тема эта до самого последнего времени была под запретом – хотя слушки ходили и раньше, а о некоторых иерархах какие-нибудь непочтительные семинаристы говорили вообще в открытую. Сейчас про запреты никто не вспоминает, и тема про церковную «тему» с диким восторгом обыгрывается такими журналистами, как А. Колпаков («МК»), У. Скойбеда («Комсомольская правда») и т.п. Мы не станем выкладывать здесь очередную порцию слухов – однако заметим, что распространенность гомосексуализма в структуре церковной администрации очень и очень велика. Причиной тому прежде всего – исключительно монашествующий состав высшей церковной иерархии, причем многие из наших «генералов» принимают монашеский постриг только из карьерных соображений. То же можно сказать и о бесчисленном множестве лиц из их окружения, только ожидающих своего «звездного часа». В то же время вся подобная гей-структура чрезвычайно замкнута – и дело не только в боязни огласки: слишком уж приметный вид у чающих любви церковнослужителей (так сказать, профессиональный прикид – длинные волосы, окладистые бороды и, простите, очень даже немаленькие животы), чтобы решать свои проблемы на плешке или в «Центральной станции».
В прежние времена соответствующие органы, плотно контролировавшие жизнь церкви, вовсю использовали тематические проблемы духовных карьеристов, чтобы держать их в узде. Соответственно, информация об этом (а и тогда случались шумные скандальчики – например, с ректором одного из ведущих церковных учебных заведений) никуда далее «товарищей в штатском» не уходила. Теперь все по-иному, и тематический компромат используется обычно как убойное оружие во внутрицерковных разборках. Пример тому – всероссийски прогремевшая история епископа Екатеринбургского Никона, который из-за своей жадности и неразборчивости в средствах поругался, если можно так сказать, со своей епархиальной «мафией», вследствие чего о его похождениях принялись громко трубить и местные, и центральные СМИ. Итог известен – владыку сняли с должности, и сейчас он тихо живет «на покаянии» в Псково-Печерском монастыре… Можно быть уверенным – если бы епископ Никон смог усмирить свои безразмерные амбиции и хоть иногда вспоминал бы, что «Бог велел делиться», сидел бы он спокойно в своем Е-бурге до скончания века.
Здесь мы хотим ненадолго отвлечься от основной темы для комментария. Кому-то может показаться, что эта статья – всего лишь очередной перепев скандальных публикаций и скабрезных «журналистских расследований». Между тем цель ее совсем иная, и мы – православные люди, не видящие для себя возможности жить вне церкви – наблюдаем все описанное выше с чувством печали. Однако для продолжения темы не сказать об этом нельзя – при этом не будем забывать, что церковь – это не только лоснящиеся физиономии «генералов» в окошках шестисотовых «Мерседесов»; это и священник, своим трудом восстанавливающий из руин храм в забытой Богом глубинке; это и бабушка, несущая в храм свою последнюю копейку, и мать, слезно молящаяся перед иконой о своем заблудшем сыне… Вот так, хотя и не без патетики, зато искренне.
Выше уже говорилось о том, что традиционная форма внешнего отношения служителей церкви к гей-ориентации – презрение и гнушение. Гей, пришедший в храм, сразу же становится перед выбором – либо лукавить и хитрить, либо услышать о себе какую-нибудь гадость.
Крайней формой выражения такого мнения может служить совершенно бредовая цитатка из статьи «комсомольской» журналистки У. Скойбеды про уже упоминавшегося владыку Никона: «По церковным законам, ты можешь покаяться в убийстве – тебя простят. Но того, кто уличен в гомосексуализме, отлучают от церкви на 15 лет! Педераст не просто не может быть епископом. Он вообще не христианин!» («КП», 7 мая 1999 г.)
Оставив всю эту чепуху на совести г-жи Скойбеды, посмотрим, что действительно говорят церковные правила (каноны) о «теме». На самом деле, эта проблема заслуживает особого исследования – и прежде всего на основании греческих первоисточников, так как переводчики канонов на славянский язык весьма вольно относились к понятию «мужеложество», попросту путая смысловые оттенки.
Вначале – краткая выдержка из комментариев к каноническим правилам известного церковного правоведа епископа Никодима Милаша:
По определению Григория Нисского (4 правило) блудодеяние (porneia, fornikatio) состоит в удовлетворении похотливого желания с каким-либо лицом, но без оскорбления других; следовательно, блудодеяние бывает с некиим лицом, которое не связано браком и не принадлежит никому по законному браку и которое поэтому не наносит оскорбления третьему лицу, то есть мужу или жене. Этим блудодеяние и отличается от прелюбодеяния (moiceia, adulterium), причиняющего зло и оскорбление другому лицу; следовательно, прелюбодеяние есть незаконная связь с чужой женой или с чужим мужем… Во всяком случае блудодеяние считается меньшим преступлением, чем прелюбодеяние, потому что, по словам того же Григория Нисского в упомянутом правиле, в блудодеянии находим преступное удовлетворение похотливых желаний, а в прелюбодеянии, кроме того, и оскорбление другого, вследствие чего последнее и наказывается строже первого.
Правила святого Василия Великого
Правило 7.
Мужеложники, и скотоложники, и убийцы, и отравители, и прелюбодеи, и идолопоклонники того же осуждения достойны. Посему правило, какое имеешь о прочих, соблюдай и о сих: а о приятии каявшихся тридесять лет в нечистоте, которую соделали в неведении, и сомневатися нам не надлежало. Ибо и неведение творит их достойными снисхождения, и добровольное исповедание, и протечение столь долгого времени: ибо они едва не весь век человеческий преданы были сатане, да научатся не бесчинствовати. Посему, повели уже неотложно прияти их, и наипаче, аще имеют слезы, преклоняющие тебя к милосердию, и являют житие, достойное милования.
Комментарий еп. Никодима Милаша:
Тяжелые церковные наказания настоящее правило налагает на известного рода преступников, между которыми упоминаются на первом месте мужеложники (arrenojqoroi). Преступления подобных лиц — самый низкий и самый срамный род студодеяния, и относятся к так называемым преступлениям против природы (…contra naturam); преступления эти называются иначе и содомским грехом, по библейскому городу Содому, жители которого всякими студодеяниями вызвали гнев Божий … О человеке, явившем неистовство на мужеском поле, Василий Великий упоминает и в своем 62 правиле, причем назначает такое же наказание, как и для прелюбодеев. Святой Григорий Нисский, в своем 4 правиле, называет это преступление paiderastia…
Правило 62
Явившему неистовство на мужеском поле, время для покаяния да расположится сообразно времени беззаконновавшего прелюбодеянием.
За указанный здесь мерзкий грех Василий Великий предписывает пятнадцатилетнюю епитимию, как и за прелюбодеяние.
Вот уже кое-что и начинает проясняться (хотя, конечно, стиль комментария – тот еще…) Заглянуть бы сюда г-же Скойбеде, столь лихо разглагольствующей о том, что убийцу, мол, прощают чуть ли не сразу. На самом деле правила предписывают ответственность за совокупление с мужчиной такое же, как за прелюбодеяние – то есть за нарушение супружеской верности.
То же самое говорится и далее:
Правила святителя Григория Нисского
Правило 4
… Блудом называется исполнение похоти, соделанное с кем-либо без обиды другому, а прелюбодеянием навет и обида чужому союзу. К сему относят скотоложство и мужеложство, потому что и сии грехи суть прелюбодеяние противу естества. Поелику причиняется обида чужому роду, и притом вопреки естеству… Поелику же у осквернившихся блудодеянием не сопряжена с сим грехом обида: того ради сугубое время покаяния определено тем, кои осквернили себя прелюбодеянием, или иными студодеяниями, как то, смешением со скотом, или неистовством к мужскому полу. Ибо в сих случаях, как речено мною, грех становится сугубым: един состоит в непозволенном сластолюбии, а другой в обиде другому. Да будет же некое различие образа покаяния, во грехах сладострастия. Возбудивший сам себя к исповеданию грехов, как уже начавший врачевание своего недуга тем самым, что решился по собственному побуждению быти обличителем своих таин, и как показавший знамение своего изменения к лучшему, да будет под епитимией более снисходительною; а уловленный во зле, или по некоему подозрению или обвинению невольно обличенный, подвергается продолжительнейшему исправлению, дабы со строгостью быв очищен, таким образом прият был к общению святых таин…
Комментарий еп. Никодима:
Для блудников св. Григорий предписывает девятилетнюю епитимию, а для прелюбодеев — двойную, и, следовательно, восемнадцатилетнюю, конечно в случае, если данное лицо покаялось и перестало грешить…
В одну категорию с прелюбодеянием св. Григорий ставит и соответствующему наказанию подвергает все блудные деяния против естества, а именно: скотоложство, мужеложство, или неистовство к мужескому полу…
Надо полагать, что читатель уже изрядно устал разбираться в хитросплетениях церковнославянского текста и канонического церковного юридизма. Все же мы сочли нужным поместить эти обширные цитаты здесь для того, чтобы рассуждение не было голословным. Вывод достаточно прост – в смысле церковного осуждения однополое совокупление приравнивается к нарушению супружеской верности, и вполне четко говорится о возможности покаяния.
Конечно, современная церковная практика не может придерживаться столь суровых епитимий, поэтому их сроки скорее являются исторической достопримечательностью. Даже более того – в последующих правилах, приписываемых святому Иоанну Постнику, сроки уже резко сокращены:
Правило 29
Тот, кто учинит срамное совокупление с мужчиною, лишается, согласно 4 правилу Григория Нисского, св. причастия на восемнадцать лет, а согласно Василию Великому — на пятнадцать лет. Мы же предписываем, чтобы таковый лишен был причастия на три года, под условием, чтобы сокрушенно молился и постился, по вечерам же довольствовался сухоядением и ежедневно творил двести поклонов. Если же не будет усерден в этом, тогда да подвергнется пятнадцатилетнему наказанию.
Теперь вернемся в современность, когда об отлучении от причастия, от церковного общения просто не приходится говорить, и редкий священник станет налагать суровые наказания на человека, искренне кающегося, к примеру, в нарушении супружеской верности (впрочем, это, конечно, каждый раз зависит от индивидуальной ситуации, и главным критерием отношения священника к таким грехам все же должна являться искренность раскаяния).
Спросите любого священника, с какими грехами ему чаще всего приходится встречаться при исповеди, в частности – молодых людей. Ни для кого не секрет, что это – грехи плотские. Люди постарше, между прочим, часто и в храме не венчались – то есть живут, в общем-то, блудным сожительством, тоже подлежащим церковному наказанию. А уж про аборты – являющиеся настоящим убийством – слышать приходится регулярно, это может показаться настоящим кошмаром. И вот стоит толпа грешников – кающихся в блуде, прелюбодеянии, детоубийстве – перед аналоем, исповедывается, идет причащаться, и это воспринимается всеми вполне нормально. Почему же тогда вместе с ними не может находиться верующий гей, вполне реально осознающий свои слабости и искренне готовый покаяться, желающий быть в церковном общении? Почему дверь храма должна оставаться перед ним закрытой?..
Ответ на этот вопрос, казалось бы, вытекает из всего сказанного выше – но и здесь не все так просто. Пока мы говорили лишь о том, что церковная дисциплина не выделяет однополое сношение как что-то сугубо особое, страшное, непростительное, и ставит его как грех наравне с согрешениями, в наше время кажущимися чуть ли не обыденными и весьма распространенными среди наших «добропорядочных» сограждан.
Некогда один из святых отцов церкви прекрасно сказал: «Церковь – это не сонм ангелов, а толпа кающихся грешников». Обратим внимание – грешников, но кающихся! Как это относится к нашей ситуации?
Стало уже общим местом говорить, что для голубой среды особо характерен промискуитет – то есть беспорядочная половая жизнь (да уж… достаточно на ББСку гейру заглянуть…) Про хабальство и трансвестизм, собственно, и говорить не приходится. В чем причины этого – разговор отдельный, но и в гетеросексуальной среде сейчас, прямо скажем, истинная моногамия не очень-то процветает, то есть любовницу себе не заводит разве что очень ленивый. Тем не менее вполне реальное явление в гей-жизни – устойчивые, сложившиеся пары, объединенные не только двуспальной кроватью, но и душевной близостью.
Мы видим необходимым, принимая во внимание сказанное выше, просто не проводить принципиального разделения между однополыми и разнополыми половыми отношениями в смысле их церковного восприятия в покаянии. Греховность постоянной смены партнеров должна оцениваться не меньшей, но и не большей, чем греховность перебирающего различных партнерш гетеросексуала, то же относится и к греховности устойчивой голубой «семейной» жизни, сравнимой с сожительством в невенчанном браке (нетрудно понять, что даже при абстрактном рассмотрении первая виновность значительно превышает вторую). Но и в том, и в другом случае человек должен иметь возможность покаяния. Конечно, здесь мы имеем в виду случай сложившегося, осознавшего свою природу гея, который ставится перед выбором – либо полное воздержание, либо однополые контакты. В идеальном варианте, конечно, безусловно лучше первое – однако поврежденная грехом человеческая природа редко кому дает возможность такого безусловного выбора, и падений обычно так или иначе не избежать. Но такие падения должны сопровождаться покаянием (вспомним про «толпу кающихся грешников»).
Именно осознание необходимости покаяния, внимание к своей душе и следование по мере сил нормам христианской жизни делает человека действительно верующим – а не просто крест на груди, походы в церковь с постановкой пуков свечек и полупьяное участие в пасхальном крестном ходе — как это сейчас воспринимают большинство наших современников. К сожалению, сознательная христианская жизнь – сейчас большая редкость для нашего общества; гораздо чаще встречается некое мистическое обрядоверие, вполне сравнимое по своему смыслу с культовыми плясками языческих шаманов в какой-нибудь Полинезии.
Впрочем, мы несколько удалились от темы. Вывод из сказанного таков: гей, как и любой другой человек, имеет полное право на участие в церковной жизни, независимо от «своеобразия» половой ориентации. Церковно-дисциплинарное отношение к нему может и должно соответствовать таковому отношению, проявляемому к гетеросексуалу и вообще ко всякому человеку, ради которого распялся Христос.
Только вот беда – боимся, что такое наше мнение об этой проблеме отнюдь не будет разделено большинством духовенства, часто смотрящего на геев как на людей эдак «пятого сорта». Наверное, изменить ситуацию сможет лишь время и продолжающаяся гей-либерализация нашего общества, которая не сможет не затронуть и священнослужителей – за исключением разве что откровенных ригористов типа жуткого отца Ферапонта из «Братьев Карамазовых» Достоевского.
Не будем забывать еще и о том, что в нашем обществе сейчас откровенно прослеживается какой-то всеобщий синдром «сексуальной озабоченности», когда проблемы в половой сфере затмевают собой все другие, не менее важные стороны жизни души. К примеру, на исповеди это выглядит так – человек подробно (и притом с искренним чувством раскаяния) описывает, где, когда, сколько и с кем он спал; однако стоит лишь напомнить ему, что есть и другие, не менее тяжелые грехи – гордость, зависть, гнев, немилосердие – как он недоуменно вытаращивает глаза: «Да у меня вроде все нормально…» А ведь на самом деле по своим личностным качествам – скажем и более громко, по своему духовному уровню — человек, пусть даже и живущий блудно, но хороший, достойный и добрый, может несравнимо превосходить внешнего праведника, не бегающего от своей жены «на сторону», но по сути – мерзкого и отвратительного в своей мнимой праведности, бездушного и бесчеловечного. Думаем, что каждый из читателей, посмотрев на окружающих его людей, сможет найти реальные подтверждения этим словам.
Впрочем, мы опять несколько удалились от темы…
Наконец мы добрались и до столь щепетильной темы, как гей-браки и их церковное восприятие. Хотим сразу предупредить – впоследствии мы будем рассматривать лишь пример устойчивого моногамного гей-союза, объединенного взаимной любовью и духовной общностью.
Если в плане участия гея как личности в церковной жизни мы видим единственно возможным его, как бы сказать, полное уравнение в правах с людьми традиционной ориентации, — то здесь различие между геями и гетеросексуалами сразу же бросается в глаза.
Нужно сказать со всей серьезностью – в двухтысячелетней истории Церкви мы не видим примера церковного благословения однополых браков, как и признания таковых вообще. Правила Церкви оперируют определением брака, предложенным римским юристом Модестином (III век): «Брак – это союз мужчины и женщины, общение жизни, соучастие в божеском и человеческом праве». Мысль о браке как о разнополом союзе однозначно присутствует во всех источниках церковного права и литургических памятниках.
Впрочем, ситуация здесь довольно хитрая. На протяжении многих веков собственно церковная форма благословения брака, ныне понимаемая как венчание, фактически не была обязательной. В Византийской империи брак христиан мог заключаться как церковным, так и гражданским порядком. Окончательная обязательность церковного благословения брака была установлена около 895 г. императором Львом Мудрым (для свободных граждан) и в 1095 году императором Алексием Комниным (для рабов), а в XIV веке было окончательно запрещено заключение брака без ведома и благословения приходского священника. На Руси, принявшей христианство от Византии, законы базилевсов и патриархов прививались довольно долго: свидетельства о браках, заключенных без церковного венчания, встречаются до конца XVII века (вся эта справка, извлеченная из учебника «Церковное право» известного современного канониста протоиерея В. Цыпина, нам пригодится впоследствии).
Поэтому сама постановка вопроса о венчании гей-браков, уже встречавшаяся на гейру, видится нам совершенно бессмысленной. Тем более и само последование венчания в его современном виде просто исключает такую возможность, однозначно говоря о союзе мужчины и женщины для благословенного рождения и христианского воспитания детей.
В последнее время кое-где на Западе стало реальностью как заключение гражданского однополого брака, так и его благословение церковью (в некоторых церквях протестантского толка). Само принятие такого решения (кстати, как и введение протестантами и англиканами женского священства) вызвало целый «скандал в благородном семействе». Оно стало фактической причиной выхода некоторых православных церквей из Всемирного Совета Церквей – надконфессионального монстра экуменического толка, причем наша РПЦ, судя по всему, в ближайшее время тоже покинет эту непонятную организацию. Впрочем, господа протестанты нам – не указ, и равняться на них православному человеку отнюдь не следует.
Между тем сейчас все чаще приходиться встречаться с желанием православных гей-пар оформить свой союз не только «де факто», но и «де юре» – и причем даже не столько в гражданском, сколько в церковном смысле. Особенно характерна в этом смысле жизнь Православной церкви в Америке, где, к примеру, православные геи активно обсуждают свои проблемы в Сети на весьма приятном сайте AXIOS (кстати, знающим английский очень рекомендуем – увидите много интересного и полезного).
Причина этого, в общем-то, банальна. Искренне верующий человек осознает греховность такой своей жизни – пусть даже в моногамном союзе – и надеется получить на нее в некотором смысле «Божие разрешение». Естественно, это делается по аналогии с венчанием гетеросексуалов – не секрет, что даже весьма верующие люди часто воспринимают таинство венчания просто как церковное разрешение, извините, на «трах» — мол, до венчания это грех, а потом – все ОК, и каяться не в чем, и совесть не смущается. Впрочем, сейчас среди нашего священства уже появились супер-старцы, толкующие, что, мол, и после венчания вступать в связь можно лишь для зачатия детей – а после ни-ни, извольте воздерживаться. Один Бог знает, сколько хороших семей развалилось – иногда глубоко трагически – после того, как последовали наставлениям таких «аскетов»… Впрочем, оставим эти проблемы нашим друзьям-гетеросексуалам.
Можно ли предполагать, что когда-то (и уж в всяком случае не в ближайшие годы!) в православной церкви появится некий чин соединения однополых пар, в какой-то степени «покрывающий» их перед Богом? Кто-то может счесть это просто бредом, кто-то, мечтательно улыбнувшись – назвать фантастикой. Но давайте посмотрим правде в глаза – сейчас, да и в обозримом будущем, говорить об этом просто не приходится. Поэтому ныне не стоит и обсуждать принципиальную возможность и допустимость создания такого чина.
И тем не менее определенный, частичный выход из положения все-таки есть – речь идет о возобновлении совершения древнего чина братотворения, о котором уже писалось на гейру. Однако прежде следует четко определить условия его совершения и, так сказать, границы действенности.
Существует мнение, что традиция братотворения ведет свое начало примерно с IV века, однако собственно чин братотворения в оригинальном виде относится к более поздней эпохе – во всяком случае, не позднее VIII века.
Далее мы цитируем известного ученого-литургиста дореволюционного времени, однако указывать на автора и издание непосредственно не будем – причины этого станут ясны в дальнейшем.
«У всех народов дружество людей между собой, взаимная их помощь, какая бывает при естественной, искренной братской любви, всегда высоко ценились. В христианстве, где возвышено достоинство любви, люди еще более чтили братское дружество. Лица, не находящиеся в родственных связях, давали обет взаимной любви и самоотвержения. Для укрепления своего братского союза, для большей уверенности в твердости его, — прибегали к помощи Церкви. В Церкви составлена была служба, при совершении которой священнослужитель молитвословиями и благословением скреплял единение братавшихся. Такая служба была у греков. Она называлась последованием о братотворении и находится в евхологионе [попросту говоря – молитвеннике] Гоара, который заимствовал ее из манускрипта – времени ранее IX века…
В России братотворение согласовалось с народным духом. Русские любили братство…Ценя высоко братство, русские вступали между собою в братский союз; при заключении его сменялись тельными крестами и принимали имя братьев, побратанцев; при разрыве же дружбы – кресты возвращали один другому со словами: брат не брат, так отдай мой крест. Братский союз заключался, при участии лиц духовных, и между правителями народов…»
Чрезвычайно любопытно, что традиция церковного благословения брака и братотворения развивались во времени параллельно (вспомним историческую справку о совершении брака в Византийской империи – именно в IX веке, когда последование братотворения уже существовало в записанной форме, попавшей затем в евхологион Гоара, церковное благословение брака начинает становиться обязательным).
Однако в той же Византии уже в XIII веке чин братотворения стал запрещаться к употреблению. Вот как это объясняется в цитируемой работе:
«По видимому, чин сам по себе не представлял ничего такого, что требовало бы запрещения его. Желание людей жить в дружбе, во взаимной помощи между собою есть само по себе дело благое… Но не это желание вступающих в братский союз и не молитвы чина братотворения были причиною запрещения его, а то, что чин сделался поводом и средством к совершению разных незаконных дел. Торжественность и знаменательность священнодействий чина братотворения, неверно понятых, послужили к ложному понятию и объяснению чина братотворения. Священнодействия чина братотворения сходны были со священнодействиями таинства брака… Сходство в совершении таинства брака и чина братотворения давало мысль, что чин братотворения имеет то же самое значение, что и таинство брака, что вступающий в братство вступал в те же права, какие получали вступившие в супружество; именно – делался без завещания участником наследства, принадлежащего лицу, с коим вступил в братство; вступал в такое же родство с ним, что при этом являлось препятствием ему самому и ближайшим родным его вступать в супружество с родственниками того, с кем побратался. Кроме того, при мысли, что чин братотворения имеет такое же значение и важность, как таинство брака, и чрез него вступают в духовное родство, являлось желание совершить чин братотворения к тому, чтобы воспрепятствовать известным лицам вступать в брак и расторгнуть браки некоторых лиц, как не могущие существовать при новом духовном родстве…»
Однако сами канонические запреты по поводу совершения чина братотворения позволяют сделать чрезвычайно любопытное предположение, которое нам кажется вполне разумным. Задумаемся: а над кем совершался чин братотворения? Естественный вариант ответа – над двумя мужчинами. А из чего это видно?
Греческое название последования братотворения – akolouqia eis adeljopoihsin, само это название происходит от слова adeljos — брат, множественное число (братья) — adeljoi; однако это слово обозначает также и – «брат и сестра»! (см. греческо-русский словарь Вейсмана, стб. 18). Таким образом, само оригинальное греческое название чина ничего не говорит об одном поле братающихся.
Но это только начало. В самом объяснении причин запрета братотворения мы наталкиваемся на чрезвычайно интересные детали. В Кормчей книге – сборнике церковных законов XIII века, принятом от Византии и имевшем исключительное значение для церковной жизни славянских народов – в главе 50 (о усыновлении) пишется следующее:
«Братию творити (рехом) непрощено быти от законов, усыновление бо изобретохом, вещей ради восприемничества: понеже иногда прилучается нам не имети чад. Братию же умышляти и уставляти нам, ни единая вина известная вводит: закон же, приемлет яже суть разумная, отметает же не сущых сицевая, сице яко аще что сицево сътворено будет, яко же не было сътворено. Священник же казним [наказан] будет и супружество будет между ими и в лицах яже суть приближно и подобне в дальнех. Аще же будет он тойжде иже сътворенный есть брат, аще супружество сътворено есть, яве не запрещается. Аще же тайным растлением составлено есть, должни суть епитемии подлегати, молитвы яже бысть внегда братия быша: но убо супружество не возбраняется.
От 4 книги и 5 титла Константина Гарменопуло:
Образ братотворения вменяется яко же и не быти ему сътворену и к супружеству не препинает, ибо положение не подражает естества, никто же бо рождает себе брата.
Еще инако:
Образ или служба братотворения ни в что же вменяется в церкви. Сего ради священника творящаго сию отлучаем на время от священнодействия. И их же он именова братию, с притязанием в супружество, глаголет бо закон: не может кто родити сам себе брата, сына же может».
Мы столь подробно приводим сложный и малопонятный текст, чтобы продемонстрировать парадоксальный вывод – братотворение отнюдь не подразумевало однополую пару братающихся!
Действительно, на первый взгляд многократное упоминание супружеских отношений подразумевает именно те проблемы с духовным родством, которое совершение братотворения якобы нарушало. Однако как объяснить такие фразы:
«Супружество будет между ими и в лицах яже суть приближно и подобне в дальнех» — о родственниках говорится во второй части, а «между ими» – можно толковать только однозначно как между самими братающимися.
«Аще же тайным растлением составлено есть, должни суть епитемии подлегати, молитвы яже бысть внегда братия быша: но убо супружество не возбраняется». Кому не возбраняется супружество?
«Образ или служба братотворения ни в что же вменяется в церкви. Сего ради священника творящаго сию отлучаем на время от священнодействия. И их же он именова братию, с притязанием в супружество, глаголет бо закон: не может кто родити сам себе брата, сына же может» – опять перед нами достаточно явный образ гетеросексуальной пары, причем речь идет даже о рождении ребенка.
В таком случае особый смысл приобретают слова: «Аще же тайным растлением составлено есть» — на первый взгляд непонятные, а теперь вполне очевидные, подразумевающие, что гетеросексуальная братающаяся пара имеет между собой сексуальные отношения, но по каким-то причинам не желает вступить в брак и прибегает к совершению последования братотворения, не дающего права на свободную от греха половую жизнь (не случайно в сохранившихся редакциях последования в одном из молитвенных прошений подчеркнуто упоминается: «о еже дароватися им целомудрию и любви нелицемерней»).
Получается, что братотворение применялось к разнополым парам? Да, но и не только – история славянских церквей однозначно говорит о его совершении между мужчинами, и даже в некоторых чинах братотворения (в частности, в последовании из глаголического евхологиона XI века) мы видим, что при обведении вокруг аналоя священник берет за руку «старейшаго» (в случае братающихся мужчины и женщины естественно в этом месте говорилось бы о мужчине), в молитве испрашивает «благослови и раба твое сие сего и сего» – то здесь все же речь идет о мужчинах…
В общем, картина получается чрезвычайно запутанная. Для того, чтобы в ней разобраться, обратимся к истории церкви далекого IV века. Вот что говорит знаменитый церковный проповедник, уроженец Антиохии и Констанинопольский архипастырь святитель Иоанн Златоуст, в своем «Слове к жившим вместе с девственницами»:
«У предков наших были две причины, по которым женщины жили вместе с мужчинами; одна заключается в браке — причина и древняя, и справедливая… а другая заключается в прелюбодеянии — причина и новейшая в сравнении с той, и несправедливая, и беззаконная… А в наш век выдуман еще некоторый третий образ жизни, новый и странный, и приводящий в великое затруднение желающих найти ему причину. Есть такие люди, которые принимают к себе безбрачных отроковиц, не вступая в брак и не сочетаваясь с ними, оставляют их навсегда в своем доме и держат их при себе до глубокой старости, не для рождения детей — ибо не сочетаются с ними, как они говорят — и не из распутства, ибо сохраняют их невинными, как они утверждают…»
Теперь предлагаем окончательные выводы из изложенного – которые, конечно, могут оказаться далеко не бесспорными.
Примерно с IV века, когда освободившаяся от государственных гонений церковь стала развивать свою инфраструктуру и осваивать поле государственно-церковных отношений, кроме брака, в церкви существовала традиция целомудренного сожительства разнополых пар, столь осуждаемая Златоустом. Для их церковного благословения и возникла традиция братотворения – точнее, akolouqia eis adeljopoihsin, ибо именно греческий оригинал позволяет трактовать такие отношения не только как «брат-брат», но и как «брат-сестра».
Максимум к IX веку эта традиция оформилась документально, свидетельством чему – манускрипт в евхологионе Гоара. В это время брак и братотворение сосуществуют параллельно (хотя второе, как можно предполагать, было распространено значительно менее первого).
Во время окончательной формализации церковного брака в последующие века братотворение стало причиной злоупотреблений, которые описывались выше; кроме того, сам факт его существования в чем-то подрывал авторитетность насаждаемого императорской властью общеобязательного церковного благословения брачного союза. Результатом всего этого и стало запрещение братотворения.
Вопрос о том, соединялись ли в Византии посредством совершения чина братотворения пары мужчин (о парах женщин нам кажется говорить сомнительным) – при такой трактовке остается открытым. Факты свидетельствуют о существовании традиции братства, однако, применялся ли для этого именно наш чин?
Впоследствии традиция братотворения была перенята принявшими христианство славянскими народами – однако, вследствие отсутствия у них осуждавшегося Златоустом обычая целомудренного сожительства, чин братотворения применялся лишь к однополым мужским парам. Поэтому и запрет на братотворение, включенный в Кормчую книгу, особенно не мешал его совершению – при формальном сохранении чина его смысловое содержание было иным; именно поэтому тексты последований строго запрещенной в Византии службы в русских требниках мы находим до XVI века (подробнее об этом будет сказано позднее). Ко всему прочему, причина изрядной путаницы – калькированный перевод на славянский язык названия чина, из-за чего оно потеряло никак не менее половины своего смыслового значения.
Так или иначе (в соответствии византийским традициям или в результате некоторого новаторства) чин братотворения получил достаточно широкое распространение среди православных славянских народов. Смысловое его содержание достаточно ярко изложено в помещенных выше цитатах из книги дореволюционного ученого-литургиста.
В XVII веке, когда трудами патриарха Никона грянула «справа» богослужебных книг по греческим образцам, чин братотворения – не только не имеющийся у греков в то время, но и осуждавшийся сводами канонических правил – был окончательно оставлен и забыт. Косвенным свидетельством этого является и то, что старообрядцы, благоговейно относящиеся ко всему «дониконовскому», память о братотворении сохранили; об этом говорит включение молитвы на братотворение в единоверческий требник начала ХХ века. А вот в требнике, имеющемся в распоряжении авторов и относящемся, скорее всего, ко времени царствования на Руси Алексия Михайловича, отца Петра I (то есть до 1676 года; точно установить время его издания невозможно из-за частичной поврежденности книги) уже говорится: «Последование к братотворению духовному. Ведомо буди, яко сие последование, от церковнаго и царьскаго закона возбранено бысть навершатися, сего ради и мы зде не изобразихом»…
Остается прояснить очень важный вопрос – соединялись ли в исторической перспективе посредством совершения чина братотворения именно гей-пары? Не обладая достаточным знанием исторических аспектов, мы видим необходимым лишь отметить – даже если такие пары были геями, глубокий смысл братотворения – в его духовном характере, абстрагированном от вопросов пола. Поэтому даже наличие таких фактов – если они обнаружатся — нисколько не позволяет рассматривать братотворение как аналог брака для однополых отношений.
Впрочем, на самом деле это не так страшно для нас, потому что гораздо более важно обсудить – как братотворение может применяться сейчас, и каковы современные смысл и перспектива совершения этого древнего чина?
Сказанное выше указывает нам на то, что сейчас возобновление совершения братотворения вполне реально и более того – не может быть возбранено ссылкой на архаичные византийские правила. Причины запрета, изложенные выше, сейчас не просто неактуальны, а бессмысленны. Кроме того, если наша гипотеза подтвердится – то совершение чина братотворения в Русской церкви, принципиально отличавшееся по своей сути от византийского, есть наша оригинальная церковная традиция, нисколько не относящаяся к запретам лукавых греков и исчезнувшая лишь в результате «ревности не по разуму» чересчур энергичных трудничков никоновской «справы»…
Отметим и то, что в принципе этот чин может совершаться и не только для гей-пар; все же понятия взаимной дружбы и помощи и желания получения на это благословения Божия могут существовать у самых различных категорий людей. Однако об этом мы далее рассуждать не будем, а вернемся к нашей ситуации – моногамная гей-пара, желающая, чтобы над ней совершили древний обряд.
С самого начала нужно определить главное условие (и это, в общем-то, должно вменяться в обязанность совершающему чин священнику): братотворение никаким образом не пересекается с вопросами собственно половой жизни. Это – чин, в котором испрашивается Божие благословение на пребывание людей в дружбе, взаимной братской любви и помощи. Вопрос об их сексуальной жизни решается в иной плоскости – в практике церковного покаяния.
Конечно, это может сразу разрушить определенные иллюзии, надежды на уже упоминавшееся «благословение на трах» – однако в противном случае мы можем получить настоящую профанацию имеющегося церковного чина (а иного у нас нет!) со всеми печальными последствиями в духовной жизни братотворящихся – плюс оргвыводы священноначалия, об опасности чего будет сказано чуть позднее.
Кстати, необходимость покаяния в имеющейся связи – также должна быть объяснена при совершении чина; конкретным ее выражением может служить совершение братотворения после литургии, за которой пара исповедуется и причащается; последнее, кстати, чрезвычайно желательно и как выражение евхаристического единения.
Очень важно и объяснить братотворящимся принципиальное различие между братотворением и венчанием (вспомним печальный опыт Византии). Прежде всего, венчание – таинство, священнодействие, через которое благодать, спасительная сила Божия, тайным образом действует на человека. Имеется и конкретный момент его совершения – произнесение священником так называемых тайносовершительных слов (в венчании – «Господи Боже наш, славою и честию венчай я (их)» с благословением брачующихся крестным знамением). Братотворение – молитвенное последование, формально – молебное пение, в котором у Господа испрашивается Его милость и ниспослание определенных благ, подобное, к примеру, благословению в путешествие, молебну об исцелении больного. Далее, следует напомнить, что успешность в исполнении молитвенных прошений непосредственно зависит от дальнейшей жизни участвующих в чине – от того, насколько эта жизнь будет достойна получению испрашиваемых благ. Мы столь подробно говорим об этом потому, что обычно священнослужители при совершении подобных чинов не очень-то заботятся об их понимании молящимися, от чего их действия воспринимаются на уровне шаманства и не оставляют в душе участников никакого доброго следа.
Очень актуален и такой момент – к сожалению, сейчас совершение чина братотворения не может афишироваться очень широко, что, конечно, в чем-то противоречит общему духу открытости и доступности христианства, однако объясняется вполне практическими причинами. Поясним на примере. «Широкой общественности», в которой неизменно окажутся братцы-гомофобы, становится известно, что в некий храм ходят «голубые», и их там ставят рядом, водят вокруг аналоя и т.п. Плевать эта «общественность» хотела на все наши объяснения, на церковные каноны и дух христианской любви! Реакция однозначна – «во, дожили, педерастов венчают!» Слух об этом пойдет, пойдет… Там и «МК» подключится, разразится очередной серией статей типа «Голубые купола – 2», начнется скандал. Нетрудно понять, какой будет реакция нашего дорогого священноначалия – запретить! Без всякого разбора, без объяснений, чтобы им никто не мешал заниматься своими привычными и приятными делами… И на этом история чина братотворения в РПЦ бесславно закончится – потому что одно дело совершать древний чин с учетом изложенного выше, а совсем другое – делать то, что строго-настрого запрещено озабоченными только своими проблемами старичками-синодалами.
Конечно, печально все как-то… Но иного выхода мы не видим. Лишь изменение общей обстановки в обществе сможет постепенно избавить нас от партизанских методов. Впрочем, терпеть такое разве что для молодежи трудно, а для более старшего поколения, чья жизнь проходила под осенением 121 статьи УК и с веселенькой перспективой попасть «в ремонт» — не так уж и непривычно…
При работе над этой главкой мы боролись с очевидным соблазном – просто привести здесь само последование чина братотворения, пусть даже в нескольких вариантах; высказать свои соображения о наиболее правильном, а там, глядишь, и найдутся желающие поучаствовать в дискуссии… Но эту мысль мы вскоре отмели.
Причина очевидна. Предположим, поместим мы здесь хотя бы один вариант чина. Далее – не ходи к гадалке – обязательно найдется какой-нибудь обалдуй в рясе, который банально захочет на этом деле подзаработать (наиболее это вероятно среди московских батюшков, чрезвычайно падких на зеленый лик товарища Франклина – и желательно побольше, побольше…) И пойдет честной батюшка братотворить направо и налево… Что будет далее – смотрите конец предыдущей главки.
Таким образом, мы решили ограничиться общим описанием – как братотворение совершалось раньше и как, по нашему мнению, его следует совершать теперь.
В традиции РПЦ имеется несколько сохранившихся чинов братотворения:
в глаголическом евхологионе XI века;
в Потребниках 1625, 1633, 1636, 1651 годов;
в Требнике 1570 года, изданном в Венеции;
в Мирском Потребнике (патриарха Иоасафа) 1639 года;
в рукописных требниках конца XIV – начала XV столетия из фондов Московской синодальной библиотеки и XVI столетия – из Софийской библиотеки.
Чин в требнике Гоара (текст его есть на AXIOS) нами не рассматривался – прежде всего потому, что он относится к византийской, а не к русской традиции. Кроме того, он имеет сокращенный характер и не настолько интересен.
Различаются варианты чинов по своему объему и по тому, обязательно ли в их подразумевалось причащение братавшихся. После их сравнения мы пришли к выводу, что наиболее правильным будет использовать древнейший из имеющихся чинов, XI века (уже по одному этому заслуживающий к себе особенного уважения), немного уточнив его по последующим редакциям.
Не вдаваясь в актуальные для специалистов подробности, вкратце опишем – как видится нам современное совершение чина братотворения по последованию XI века. Некоторые обрядовые тонкости, не упомянутые в последованиях, мы уточняли, используя внешнюю аналогию (и только!) с обстановкой совершения таинства венчания.
После исповеди и причащения за Божественной литургией посреди церкви, перед царскими вратами, устанавливается аналой, на котором лежат крест и евангелие. Участники (так для краткости будем называть тех, над которыми совершается братотворение) встают перед аналоем, причем старший встает с правой стороны, а младший с левой. Открыв царские врата, священник через них выходит к аналою, держа в руках две зажженные им еще в алтаре свечи, и дает по свече каждому из участников в левую руку. Правые руки участники полагают на евангелие, соединяя их, при этом рука старшего лежит поверх руки младшего.
Далее в двух рукописных требниках указывается «опоясывает их поясом единым». В других чинах подобного указания нет. Хотя вообще-то трудно представить, как это может выглядеть на практике – тем более, что участникам впоследствии предстоит обходить (согласно тем же требникам) аналой. Один из наших корреспондентов высказал резонное мнение, что слово «препоясание» относится к рукам (т. е. руки, положенные на евангелие, соединяются еще и поясом) – тем более что перед причащением, включенным в последования этих требников, говорится, что священник причащает участников, «руки разрешив». Видимо, на этом следует и остановиться.
Возможен, хотя и не так торжественен, вариант, соответствующий последовательности описания событий в двух рукописных требниках – вначале положение рук на евангелие, затем их поясывание, а уже потом – передача свечей в левые руки (в этом случае, очевидно, священник зажигает свечи не в алтаре, а от лампадки перед иконой праздника или местной святыней).
После этого священник дает предначинательный возглас «Благословен Бог наш…» и возглашает мирную ектению – ряд молитвенных прошений, после каждого из которых поется «Господи, помилуй». После общих прошений следуют особые, посвященные собственно совершаемому чину. Одно из них требует особого разъяснения – «о еже дароватися има (им) целомудрию и любви нелицемерней». Казалось бы, слово «целомудрие» здесь выглядит несколько неуместно и может быть неправильно понято. Однако мы убеждены, что это слово следует трактовать здесь в обобщенном смысле, а не как конкретное воздержание от плотской жизни (хотя мы уже говорили о том, что плотская жизнь и братотворение лежат как бы в разных духовных плоскостях). Аналог – современное чинопоследование венчания, где также в мирной ектении имеется прошение «о еже податися им целомудрию и плоду чрева на пользу»; естественно, что здесь слово «целомудрие» не подразумевает полный отказ от плотской жизни в отношении брачующихся и уж во всяком случае – не коррелирует, к примеру, со смыслом монашеского обета целомудрия.
По окончании ектении священник читает молитву «Господи Боже наш, давый нам прошения к спасению…», после чего в глаголическом евхологионе следует чтение евангелия. Нам видится необходимым предварить это чтение традиционным для современных молебных пений возглашением прокимна (предваряющих стихов из Псалтири) и чтением отрывка (зачала) из апостольских посланий. Прокимен «Жезл силы послет…» (из венецианского требника 1570 г.) как-то не вяжется со смыслом совершаемого чина; к тому же сразу за ним в венецианском требнике допущена явная ошибка – указывается чтение зачала из послания к Коринфянам, тогда как начало и конец текста соответствуют зачалу 99 – великомученическому из послания к Римлянам (8, 28-39). Поэтому нам видится вполне обоснованным взять прокимен 7-го гласа из «службы об умножении любве» (кстати, это последование относительно новое, его текст имеется только в последних изданиях современных требников, а обстоятельства составления для нас не вполне ясны) – «Возлюблю Тя, Господи, крепосте моя…». Чтение же из апостола предлагается взять по рукописному требнику XVI века – 1 Кор. 12, 27 – 13, 8 (зачало 153, бессребреническое) – знаменитый так называемый «гимн любви» святого апостола Павла. Затем – согласно и последованию XI века, и рукописным требникам – читается зачало 57 Евангелия от Иоанна (17, 18-26). Так на евангелии, которое лежит на аналое, находятся руки участников – священнику следует совершать чтение евангелия в алтаре.
Затем следует так называемая сугубая ектения, которая, очевидно, полностью соответствует сугубой ектении современного чина венчания; в ее продолжение после поминовения о здравии священник читает молитву «Господи Боже Вседержителю…», затем священник читает тайную молитву «Господи Боже наш, Ты любви Совершитель…» а ектения продолжается, до возглашения священником «И сподоби нас, Владыко..» и пения «Отче наш» – также полностью как в последовании венчания, до возгласа «Яко Твое есть Царство…»
В чине братотворения затем следует причащение участников (в чине венчания брачующиеся при этом испивают общую чашу). Но так как причащение уже произошло а литургией, после этого имеет смысл сразу совершать обхождение аналоя. Конечно, можно было бы попробовать соединить последования литургии и братотворения – однако печальный опыт так называемых «крещальных» и «венчальных» литургий о. Георгия Кочеткова заставляет от такой мысли отказаться.
Собственно завершение сугубой ектении, перешедшей в просительную, в аналогичном месте литургии заканчивается возгласом «Благодатию и щедротами…», а в чине венчания – «Яко благословися Твое Имя…» Второй вариант нам видится более уместным – его приходится добавлять в последование XI века именно из-за введения необходимого ля нашего времени разделения причащения за литургией и чина совершения братотворения.
Сразу же после завершающего возгласа священник, взяв участников за руки (соединенные) – причем, как в чине венчания, покрыв их рукой поверх наложенной епитрахили – обводит участников вокруг аналоя. По логике, это обхождение должно соответствовать венчальному – троекратному круговому (так же, кстати, обносят или обводят крещаемого вокруг купели после совершения таинства крещения).
Единого варианта, что петь при этом обхождении, в различных последованиях чина не имеется. Нам видится наиболее реальным (основываясь на том же последовании XI века) – следующий:
1й круг – Господи, Господи, призри с небесе и виждь, и посети виноград сей, и соверши и, егоже насади десница Твоя (см. Пс. 79, 15).
2й круг – Блажен муж бояйся Господа, в заповедех Его восхощет зело (Пс. 111, 1).
3й круг – Пасый Израиля вонми, наставляяй яко овча Иосифа (Пс. 79, 1).
После того, как участники встают на свое место – на глас 8 священник поет: Се что добро, или что красно, но еже жити братии вкупе (Пс. 132) – до конца псалма и далее «Премудрость» и традиционное завершение последования до отпуста с возможным прибавлением многолетия.
Традиционным моментом братотворения у славянских народов всегда оставался обмен нательными крестами. Видится просто необходимым включить его в настоящее последование, и наиболее ярким это может стать именно во время неспешного пения псалма 132. Кроме того, в чине указывается (правда, в оригинале – сразу после причащения) – «целует поп оба братра, и сама ся целуете». Видимо, все это следует совершать сразу после целования креста участниками вслед за отпустом. В каком-то смысле это даже логично – сначала целование креста, затем – целование священника, и наконец – взаимное лобызание.
Кстати, на отпусте имеет смысл помянуть святых апостолов Петра и Павла, Филиппа и Варфоломея и святых мучеников Сергия и Вакха, упоминаемых в чине в молитве «Господи Боже Вседержителю…»
Нам видится, что такое последование, сохраняющее весь чин XI века с минимальными уточнениями в духе древних традиций и современной церковной практики – наиболее соответствует не только древнему порядку братотворения, но своей полнотой дает участникам сугубо прочувствовать торжественность и важность совершающегося события.
Впрочем, любые коррективы будут приняты нами с искренней благодарностью – так же как и мнения по поводу всего изложенного в этой работе.
Самое сердечное thanks Сергею, без компетентного участия и содействия само появление работы было бы просто невозможно.
© Никодим Киреев
Право публикации принадлежит сайту «Библиотека Leshk’a».
Перепечатка (полностью или частично) строго запрещена.
Выражаю глубокую благодарность Leshk’у за право опубликования данного материала. Валерий Созаев.